Дело лис-оборотней

Александрия Невская,

апартаменты Багатура Лобо,

12-й день девятого месяца, вторница,

вечер и ночь.

Баг вернулся к себе домой около десяти вечера. Судья Ди вышел из темноты комнат и нехотя, с деланым равнодушием зевнул, старательно изображая, что приход друга радует его лишь постольку, поскольку на его, Судьи Ди, блюдце теперь наверняка появится освобожденная от упаковки очередная банка корюшки в собственном соку и в пиале зашипит пеной обычная вечерняя бутылка «Великой Ордуси». Но Баг за протекшее время успел вполне разобраться в характере хвостатого преждерожденного и видел, что тот рад ему самому; просто, как и подобает мужчине и человекоохранителю, кот не афишировал своих истинных чувств и оставался всегда сдержан и, так сказать, немногословен.

Впрочем, и Баг по натуре своей не был расположен к буйным изъявлениям чувств – а уж особенно нынче. Кивнув коту, он автоматически исполнил все его нехитрые чаяния, открыл бутылку пива для себя и прошел в комнату.

Встреча с Мандрианом Ци оставила неприятный осадок.

Уловка удалась вполне. Давно не общавшийся с газетчиками Мандриан встретил его, можно было бы сказать, с распростертыми объятиями – если бы мог как следует поднять руки. Бывший красавец-сердцеед, а ныне полупарализованный после мозгового удара и иссохший от чрезмерных жизненных усилий калека, Мандриан в свое время, по-видимому, являл собой еще более впечатляющий образчик статной мужской породы, нежели его младший брат. При виде Бага он лишь оживленно поморгал с дивана и помахал левой рукой – очевидно, это стоило расценивать как знаки крайней приязни и приветливости. За Мандрианом ухаживала лишь приходящая платная прислужница – из числа немногочисленных участниц возглавляемого им общества; на склоне лет Мандриан остался по-человечески совершенно одиноким. «Достойный конец столь несообразной жизни», – холодно подумал Баг.

Впрочем, Мандриан, судя по его речам, не унывал. На все вопросы, которые ему принялся задавать Баг, он отвечал охотно.

– Вы записывайте, записывайте, драгоценный… М-да. Пленочка крутится, вы проверили? А вы проверьте! Еще проверьте. А много ее там у вас, пленочки-то? Хватит? Хорошо подготовились?

– Вполне, драгоценный преждерожденный, вполне… – отвечал Баг. Он действительно подготовился хорошо.

– Что ж вам сказать, молодой человек? Я чуть ли не с детства стремился к справедливости во всех ее проявлениях. М-да. А тут, понимаете ли, несправедливость просто вопиющая. Такая невозможная несправедливость! Почему, скажите, нам почти что всем можно иметь нескольких жен, а подругам нашим замечательным, верным, нежным, понимаете ли, – по нескольку мужей иметь нельзя? Несообразно! М-да. И ведь подлость какая: светский закон не запрещает, там про это вовсе ни словечка нету – так ведь сами не хотят. Не хотят! Вы обращали внимание? А почему? Потому что во всех основных религиях запрещено. Мужчинам разрешено, а женщинам – запрещено. М-да. И, стало быть, мы имеем тут в самой что ни на есть ярко выраженной, понимаете ли, форме устарелый предрассудок, который столь цивилизованной и просвещенной стране, как Ордусь, тянуть за собою в двадцать первый век просто-таки зазорно. Просто-таки зазорно. Я понятно излагаю? Вы понимать успеваете? А пленочка-то ваша, пленочка-то исправно крутится? Вы проверьте!

– Все в порядке, драгоценный преждерожденный, – смиренно отвечал Баг. «Ну и адова же работа у газетчиков, – раздраженно думал он тем временем про себя, – со всякими вот такими беседовать… Да еще взаимопонимание изображать, чтоб человек не замкнулся, не сбился с мысли…» – Расскажите мне, как продвигалась ваша яшмовая борьба? Много ли было у вас успехов?

– Успехов… – трескуче хихикнув, повторил Мандриан. Он-то как раз не собирался сбиваться с мысли. Паралич его рассудка совершенно не затронул. – Моя борьба! Борьба с вековыми предрассудками – дело трудное и рискованное, доложу я вам, драгоценный молодой человек… М-да. Прежде таких, как я, в Европе – на кострах, понимаете ли, сжигали. Правда! Джордано Бруно – слышали, может? Ну, дело-то громкое было…

– Нет, – пожал плечами честный человекоохранитель. – Ужас какой…

– Множественность обитаемых миров преждерожденный провозглашал. М-да. А они что? Сожгли живьем! Тут, конечно, можно сказать, что где космос, а где многомужество – но, обратите внимание, и тут и там: множественность. Множественность миров! Множественность мужей!

– Гх… – с трудом удержал рвущиеся на волю слова Баг. Мандриан и Бруно. Бруно и Мандриан. Борцы за множественность. Тьфу!

Впрочем, Мандриан, похоже, списал гыкание Бага на проявление восторга – и оживился пуще.