Дело Марины Мнишек

Дядькин изо всех сил ударил шофера тяжелым серебряным портсигаром по голове и быстрым движением вывалил его из машины. В следующее мгновение такси мчалось по Северному полукольцу — девяносто, сто, сто двадцать показывал спидометр. В подрагивающем зеркальце Дядькин видел, как мотоцикл то приближался к нему, то снова отставал, — но не намного. Он разглядел и мотоциклиста — рыжего лейтенанта с курносым, лихим лицом. (Как он потом узнал, это был лейтенант Волынский).

Ветер за окном свистел так, будто по шоссе мела пурга, и Дядькин шел, нагнувшись, против ветра, (а была жаркая, сонная вторая половина дня, под вечер!).

«Что же дальше?» — лихорадочно думал Дядькин. — Все! Теперь все! Все летит к дьяволу! Был бы хоть шанс — уйти?»

Да, шанс был! Он взвесил его еще тогда, когда такси затормозило и шофер собирался высунуть голову. Он, Дядькин, должен добраться до пятого километра, там шоссе дважды круто поворачивает. После первого поворота он выскочит из машины. Вплотную к шоссе подступает густой кустарник, за ним — метрах в двадцати — лесопарк. Он выскочит из такси, а машина пусть мчится, пока не проскочит ограждающие столбики и не свалится в овраг. Пока лейтенант разберется что к чему — он, Дядькин, успеет скрыться!..

Нет, ничего не выходит. Оторваться не удается. Мотоцикл рядом, Дядькин повернул ручку, поднял стекло. Будь что будет! Мотоцикл обогнал такси, ушел вперед, резко крутанулся, перегородил шоссе. Ну что ж! Отчаянный парень — этот лейтенант. Жизни не жалеет! А ему, Дядькину, своей и подавно не жалко, разве это была жизнь! Пропадай моя телега, все четыре колеса…

Он вспомнил, что кто-то рассказывал: в Америке теперь на машинах устанавливают новые приспособления — как только превысит водитель допустимую скорость, так перед ним, над спидометром, появляется фотография его жены и детей — мол, посмотри, кого сиротами оставляешь. Ему, Дядькину, тоже представились на мгновение скуластое, худенькое лицо Надежды и крутолобое, с ямочкой на подбородке — Вовки. И вдруг его охватило такое неистовое желание жить, жить…

Из дневника Валентины Архиповой.

«25  н о я б р я (продолжение).

Так мы и обсуждали с полковником повесть, говорили о том и о другом, а я все ждала, когда он скажет о самом главном, слушала и ждала, задавала вопросы и ждала, а он все молчал о самом главном, не говорил и не задавал мне вопросов…

Я поднялась и стала прощаться.

Он словно ждал этой минуты, он тоже встал — и я вдруг почувствовала, что он сейчас скажет. Он сказал:

— Автор повести пишет о своей любви к полковнику Искакову, — сказал он. — Ну что ж, я понимаю, без любви в повести нельзя. — Он улыбнулся. — Без серебра звезд беден шатер неба. А?

Ничего вы не поняли, полковник Искаков. А еще называете себя детективом, полковник Искаков…»