Дело марсианцев

Последний вопрос особо тревожил поэта. Связанным себя обещанием безродному подонку Накладову он не чувствовал, да и не давал он таких клятв, а потому прямиком покатил в жандармскую Управу. Лучше места, чтобы узнать последние известия, в городе не было.

Время было удачным, там как раз закончился обед. Жандармы подкрепили силы перед продолжением трудов доброй трапезой и были настроены благодушно. Препятствий при посещении заведения Тихону чинить не стали, проводили только любопытствующими взглядами.

Чиновник за конторкой выспросил у Тихона его имя и цели визита, а затем без проволочек позволил навестить в кабинете полковника Буженинова. Комендант был занят просмотром служебных бумаг и приветил поэта без воодушевления:

– Все о пропавшей девице печетесь, сударь?

– О чем же еще. – Тихон сел на широкий дубовый стул, протертый многими посетителями, и спросил: – Тревога за нее не дает мне покою. Не поделитесь ли свежими вестями о ходе расследования?

– Делаем все возможное, господин Балиор, не сомневайтесь. Другое дело, с марсианцами прежде встречаться не доводилось.

Подводить общительного капрала Тотта поэт не желал, а потому пропустил вопросы о пресловутом дубе и сразу же перешел к главному:

– Явился я известить вас, сударь, о самых серьезных подозрениях касательно умыкания девицы. Точнее выразиться, располагаю вескими показаниями крестьян князя Струйского, которые воочию видели воздухолет над Устьянским рудником. Полагаю, надо немедля отрядить туда конный отряд жандармов и обыскать вертепы в поисках Манефы Дидимовой.

– Да неужто? Свидетели, значит, сыскались? Отчего же сам князь ко мне не пожаловал? Ведь это его люди заметили воздухолет с марсианцами.

– Он еще не знает, очевидно.

Полковник со вздохом поднялся и прошел пару раз по кабинету, от шкапа с толстыми папками до бледной картины, изображавшей сосну на склоне горы. Его блестящие сапоги из воловьей кожи зловеще поскрипывали. Затем он поднес к лицу серебряную табакерку и с удовольствием втянул ядреный дух зелья. Хотел еще постоять у окна, любуясь низкими тучами, однако сжалился над посетителем и заговорил:

– А знаете ли вы, сударь, сколько мне за полтора дня поступило точнейших уведомлений о местонахождении Манефы Дидимовой и марсианцев?

– Нет, – опешил Тихон. – Одно?

– Если бы так, – невесело рассмеялся комендант. – Поверьте, половина моих людей занята только тем, что выясняет точность этих сообщений. Их и в подвалах видали, и на крышах, и в церквах даже, а уж про соседние деревни и толковать нечего. Чуть ли не в каждом овраге приютились клятые марсианцы! Всяк желает счастия попытать, а вдруг да и впрямь где-то тут засели враги рода людского и укрывают безвинную девицу? Другое дело, ни единая еще проверка не только марсианцев не выявила, а даже и следов их малейших. Увы, громадная отлика тому причиною – людям разум мутит, а нас от дела отвлекает.

– Значит, вы мне не верите? – набычился поэт. – Думаете, и я алчно о золоте возмечтал?

– Ах, сударь вы мой Тихон Иванович!.. Вам-то бы, может, я и поверил с удовольствием, так ведь у вас дело другое, речь о подлом сословии идет. И опять же, допустим, ежели бы сами вы лицезрели небесное явление воздухолета, буде вам такая несказанная удача сопутствует. Примите же и вы во внимание мои обстоятельства. Снедает вас безответная – а впрочем, судить о том не берусь, женское сердце потемки, – страсть к прелестной Манефе. А это чувство, Тихон Иванович, страшнее всякого золота будет и юные души смущает гораздо больше. Шутка ли? Сам бы, будь лет на двадцать помоложе и не женат, приударил бы за сей прелестницею, и видит Бог… Да впрочем, что ж тут долго рассуждать? Отменно понимаю вас, сударь, и мне бы такой же туман любовный глаза застил. И рвался бы помощь оказать всемерную и даже лично, уверен, спасать бы возлюбленную ринулся – ну так что ж… Другое дело практика, так сказать. В окрестностях Епанчина не один лишь Устьянский рудник расположен, есть и другие укромные местечки. Однако не верю я, что марсианцы с их-то воздухолетом рядом с местом умыкания остались! Может, давно уже в Марсиании? Чего ради, скажите на милость, торчать им тут же, подле нас, ежели всякому ясно – поиски будут усердные налажены и всяк будет их высматривать? К чему им так нахально людей дразнить? Умыкнули, и прочь лететь подальше и поскорее, чтобы изучать… хм… так сказать, лучшую представительницу рода человеческого.