Дело Мотапана

— Твой брат сказал мне об этом утром. Он сказал бы мне еще вчера вечером, но, пока я искала его в клубе, он провожал Жюльена в тюрьму.

— И назвал свое имя комиссару! Он мог бы не компрометировать себя.

— Ты хочешь сказать, компрометировать тебя. Жак пренебрегает этим, и у него хватает мужества не бросать своих друзей.

— Стало быть, он друг этого Жюльена! — с горечью воскликнул Адриан де Куртомер.

— Нет, но он знает, что его отец — мой друг, и не бросает людей в несчастье. Речь не о том, что сделал Жак, а о том, что сделаешь ты. Когда ты будешь допрашивать молодого Кальпренеда?

— Я его уже допрашивал.

— Что же он тебе сказал?

— Он отказался отвечать и говорил со мной таким непозволительным тоном, что я отослал его обратно в камеру.

— Так он держался холодно и надменно?

— В высшей степени!

— И прекрасно!

— Как! Вы одобряете его поведение?

— Я порицаю его, мой милый, но делаю вывод, что он не виновен. Виновные заискивают перед судьями.

— Должен вам сказать, тетушка, что я придерживаюсь совершенно противоположного мнения и уверен в виновности подсудимого.

— Почему ты так думаешь? Разве у тебя есть доказательства?

— Еще нет. Я едва успел ознакомиться с делом. Но все обстоятельства против него. Жюльен де ля Кальпренед за два года растратил состояние, оставленное его матерью. Жюльен ведет беспорядочную жизнь. Он игрок. Он кругом в долгах, то есть был в долгах, но вчера расплатился со всеми кредиторами. И естественно, возникает вопрос, где он взял деньги.

— И так же естественно думать, что он их украл. Как Жюльен это объяснил?

— Он уверял, что выиграл их в игорном доме. Я послал туда полицейского, который выяснил, что человек, содержавший этот дом, исчез сегодня утром. Согласитесь, это случилось очень кстати, поскольку теперь нельзя проверить достоверность слов подсудимого.

— С этим я соглашусь и перейду к другому. Ты знаешь, что украли у этого Мотапана?

— Да, тетушка, — ответил он в замешательстве, — у него украли опаловое ожерелье.

— И ты предполагаешь, что Жюльен продал его, чтобы достать денег?

— Я ничего не предполагаю, — прошептал Куртомер, — я приказал произвести обыск у ювелиров, которые могли купить камни.

— Напрасно! Ничего не найдут!

— Почему? — робко спросил Адриан, опасавшийся услышать правду.

— Потому что ожерелье не было продано.

— Откуда вы это знаете, тетушка?

— Откуда? Боже мой, потому что оно у меня, — спокойно заявила маркиза.

— У вас?

— Да. Я вчера показывала его тебе. Вот оно.

С этими словами маркиза де Вервен вынула из небольшого сафьянового мешочка ожерелье и бросила его на письменный стол. Куртомер, бледный, как мертвец, испуганно глядел на опалы, сиявшие на листе бумаге, в то время как маркиза флегматично убирала свой сафьяновый мешочек.

— Ну что? — с улыбкой спросила она. — Ты все еще думаешь, что этот мальчик продал ожерелье Мотапана?

— Он его не продал, это очевидно, — смешался племянник, — но…

— Но взял… если только ты не подозреваешь, что его украла я.

— Это он отдал его вам?

— Нет, его отец. Он нашел его утром в кабинете.

— Но это явная улика!

— Я так не думаю. Если бы Жюльен украл ожерелье, то, очевидно, чтобы извлечь из него выгоду. Он не оставил бы его в шкафчике, который мог открыть любой. Если даже предположить, что он сделал такую глупость, он вернулся бы за ожерельем. А он ушел очень рано и не возвращался целый день. Отец надеялся, что сын появится ночью, но бедный Жюльен ночевал в тюрьме.

— Но каким образом это ожерелье очутилось у Кальпренеда? Кто-нибудь должен же был положить его туда!

— Не думаешь ли ты, что это сделали его отец и сестра?

— Конечно, нет, но…

— Кальпренед почти разорен, но он не обесчестит свое имя, даже если будет умирать с голоду. К тому же он приехал ко мне и все рассказал. Что касается милой Арлетт…

— Никто не думает ее обвинять, но у графа есть прислуга…

— Две честные девушки, не способные взять ни одного чужого франка. Впрочем, что об этом говорить? Опалы Мотапана нашлись. Следовательно, дело закончено.

— Вы ошибаетесь, тетушка, — сказал следователь. — Была кража, и возвращение украденной вещи не отменяет следствия. На это есть закон.

— Я не спорю. Но, если я не ошибаюсь, ты имеешь право не давать дальнейший ход делу.

— И вы думаете, что я могу так поступить?

— Почему бы нет? Тебе стоит лишь вернуть ожерелье Мотапану и сказать, чтобы он забрал жалобу.

— Чтобы я вернул ожерелье! Что вы! Как я объясню то, что оно оказалось у меня?

— Ты ничего не должен объяснять. Ты скажешь: «Мне его прислали. Заберите его. Следствие по делу прекращено».

— Право, тетушка, у вас странное представление об обязанностях следователя. Вы думаете, что следствие удовольствуется подобным заявлением? Меня непременно спросят, от кого я получил ожерелье. И если я скажу, что получил его от вас, вас привлекут к суду и станут допрашивать. Сознаетесь ли вы, что взяли ожерелье у графа де ля Кальпренеда, который нашел его в своей квартире? Это равносильно признанию, что его сын виновен. Чем решиться на это, я предпочел бы подать в отставку.