Дело о бананах

— Хорошо, это связано с моим предложением.

— Гондурас? Никогда бы не подумал…

— Я всё сейчас объясню по порядку. И всё-таки ещё один вопрос…

— Ради бога, хоть сто.

— Скажи, у тебя в Вашингтоне среди журналистов сохранились какие-нибудь связи? Ты упоминал Джека Андерсона и ещё этого… — Исель задумался на минуту.

— Чарли Бэрка?

— Точно. Так вот… Если бы тебе удалось до того, как вы обоснуетесь в Тегусигальпе, махнуть в Штаты? Там покрутился бы среди столичных газетчиков — они же всё знают! — выяснил бы, что замышляют парни из Лэнгли[2] против центральноамериканских республик, которые повысили налог с компаний на экспорт бананов. Деньги на поездку я тебе выбью. Да не маши руками! Тоже мне Дюпон! Будешь лететь через Сьюдад-де-Панама. Там всё и оформим. Кстати, обговорим детали.

— Идея неплохая, хотя непонятно, куда ты клонишь, Исель. Тем более, как я догадываюсь, не это главное в твоем предложении?

— Ну и хитёр же ты, Фрэнсис О'Тул! Хочешь, чтобы я сразу раскрыл все карты? — рассмеялся Прьето. — Ладно, что уж там темнить.

Панамец в нескольких словах разъяснил своим друзьям (Глория вернулась и сосредоточенно слушала капитана Хе-дос) суть операции «Дело о бананах», опустив частные, оперативные подробности плана ликвидации заговора (он полностью доверял О'Тулам, но — долг есть долг); сказал, что в Гондурасе Фрэнк может оказать ему колоссальную услугу, если возьмет под прицел деятельность банановой монополии «Юнайтед брэнде» и правых организаций; ещё раз попросил журналиста серьезно поразмыслить о возможности короткой — «всего на три-четыре дня» — поездки в Вашингтон и, сделав паузу (он долго возился, раскуривая сигару), заключил:

— Может быть, на первый взгляд, старина, сотрудничество, которое я тебе предлагаю, выглядит не очень заманчивым. Но, зная твою легко воспламеняющуюся натуру, давнюю мечту сделать книгу-бомбу, я решил не только посвятить вас в мои дела, но и постараться привлечь к участию в них.

— Да-а-а! Задачка непростая, хотя перспектива весьма заманчива…

— Ну что, по рукам, Фрэнк?

— По рукам! И выпьем за наш общий успех.

ГЛАВА XI

«Хороший мой, неуловимый Исель! В субботу и воскресенье — радуйся!!! — я абсолютно свободна. Может, проведем хоть этот уик-энд вместе? У-мо-ля-ю: объявись!!! Или позвони.

Люблю. Целую. К.».

Капитан Прьето сунул записку от Клодин в карман, быстро пробежал глазами содержимое других конвертов, скопившихся в почтовом ящике за время его отсутствия.

Послушная рулю машина резво бежала по городу, мокрому от только что отшумевшего ливня. Капитан, как заведенный, механически переключал передачи, а мыслями всё время возвращался к тому, как же сложится у него беседа с шефом Хе-дос. Ничего приятного, разумеется, она не сулила: полковник Монтехо болезненно переживал ошибки своих подчиненных и промашек не прощал никому. Иселю — в особенности.

Их связывало больше чем общее дело, которому оба посвятили себя. «Поэтами рождаются. Контрразведчиками становятся. Усвойте это как следует, юноша! — любил повторять полковник. — Наша профессия, голубчик, не самая благодарная и почетная. Обыватели, как уж повелось издавна (хотя для этого в прошлом и были серьезные основания), по инерции видят в каждом сотруднике Хе-дос обыкновенного „стукача“ — шпика и доносчика. Не могут понять, что вокруг происходят важные перемены, что к нам в последние годы пришли новые люди. С головой. Честные. Преданные долгу. Люди, для которых работать в контрразведке означает служить своей стране, своему народу…» «Не обольщайтесь, сеньор, — возражал капитан Прьето, — далеко не все такие рыцари без страха и упрека, как вам кажется». «Конечно, не все! Не все! — горячился Бартоломео Монтехо. — Есть всякие. Более чем достаточно. Прилипалы, угодливые, скользкие, верткие: „…так точно, господин полковник“, „…не извольте беспокоиться, господин полковник“, „…на то ваша добрая воля, господин полковник“. Есть и враги. Затаились. Ждут своего часа, чтобы нанести удар в спину. Ну и что из того? Мы должны быть готовы ко всему…»

Заложив руки за спину, начальник Хе-дос рассеянно прохаживался по кабинету. Восемь тридцать две. Скоро оперативка. Снова зачадят сигарами. Ах, как было бы славно издать специальный циркуляр, строго-настрого запрещающий курить во время совещаний! Да разве запретишь? Он неважно себя чувствовал — старость, что ли? Накануне подскочило давление; всю ночь ворочался, не мог уснуть; сегодня поднялся с головной болью и теперь был в угнетенном состоянии.

За дверью, в приемной, раздались энергичные шаги, и до слуха Бартоломео Монтехо донесся знакомый низкий голос:

— Здорово, Цезарь! Идущий на смерть приветствует тебя! Шеф уже появился?

Что ответил его адъютант лейтенант Сесар Бланке, полковник не расслышал, но сам вышел навстречу Иселю: