Дело о чудовище с четвертого этажа

Участковый уполномоченный старший сержант Егор Одинцов убрал термос в рюкзак, дождался зелёного света и свернул с более-менее приличной дороги на разбитую в хлам грунтовку. За лобовым стеклом затрясся горизонт, окрашенный первыми лучами рассвета. «Эх, права Светка. Какая с моей работой личная жизнь…» – Егор посмотрел на подаренный бывшей девушкой ароматизатор, болтавшийся на зеркале заднего вида. На этикетке значилось: парфюм «Ванильная нежность». Вот тебе и нежность – машина подскочила на очередном ухабе, жёсткой сидушкой наподдав Одинцову под зад. Из-за приторного запаха захотелось есть. Давно пора было выкинуть вонючку, да всё как-то жаль.

Провалившись в яму с дождевой водой, УАЗик взревел движком и принялся бодро карабкаться вверх. Из-под колёс полетела щебёнка и фонтанчики жидкой грязи. Хорошо, что за участком закрепили автомобиль. Некоторым коллегам приходилось утюжить улицы на своих двоих. Верхне-Волчанск – город маленький, сто с лишним тысяч человек всего, вот и бюджет у полиции соответствующий. Но Егору досталась окраина: пара кварталов с новостройками, пустырь с гаражами, садовое товарищество «Дружба», а ещё район «Краснознамённый», прозванный для краткости Знаменкой. Пешедралом такую территорию не обойдёшь. Тем более, Знаменка была городом только по бумагам. А на деле – село селом, с покосившимися заборами, кривыми яблонями и глупыми курами, вечно лезущими под колёса. Именно туда участковый и направлялся, надеясь обернуться до утренней планёрки.

Егор гуденьем клаксона спугнул козу, увлёкшуюся объеданием крапивы, проехал улицу до конца и заглушил мотор. Тут и там из приоткрытых ворот торчали головы соседей. Ну хоть ребятня не успела проснуться… У калитки караулила Галина Михайловна, из-за многослойной одежды похожая на слепленную из придорожного снега бабу. На ней был халат, на халате – серая куртка, на куртке – тёплый стёганый жилет, а поверху конструкцию укутывал пуховый платок. Участковый неуклюже выбрался из машины. Так-то УАЗ – нормальный агрегат, но с ростом и плечистостью Одинцова даже он маловат.

– Спасибо, родненькай, что приехал!

– Рассказывайте по порядку, что произошло?

– Убили моего Хосю, насмерть убили! – Выцветшие глаза Галины Михайловны, окружённые сеткой морщин, снова заблестели. Но старушка сдержалась. Вздохнула, перекрестилась, вытерла лицо краем платка.

– Кто убил? Тушу оставили или забрали с собой?

– Да чего я тебе, старая, рассказывать буду. Ты молодой, зоркай, поди погляди.

Галина Михайловна шустро заковыляла к дому. Егор шагнул в калитку и оказался в маленьком дворике, наполовину заросшем сиренью. Под кустом стояла лавка, рядом – алюминиевая миска с перловой кашей для приблудной собаки по кличке Бублик. Самого Бублика было что-то не видать.

– А собака где?

– А?

– Бублик куда подевался?

– Убёг… Ить страсти-то какие…

Вместе со старушкой, едва достававшей ему до груди, Егор обогнул избу. На заднем дворе находились хозяйственные постройки и отделённый сеткой рабицей огород. Несколько птиц сбежали из курятника и с довольным видом прогуливались вдоль свекольных грядок, чего в обычное время не дозволялось. Галина Михайловна остановилась у распахнутой двери сарая, откуда нестерпимо несло убоиной и навозом.

– Встала я с утра, позавтракала, курей покормила, яички собрала. Хорошие у меня несушки, породистые, иной раз по шесть яичек с кладки за неделю собираю. – При мысли о курицах опечаленное лицо старушки слегка просветлело. – Понесла Хосе покушать, комбикорму запарила, картошечки варёной положила. Он картошечку очень любил… Сняла засов, а там… Кровищи-то, кровищи! Я бежать! Перепугалася очень.

– А вы ночью ничего не слышали, никаких подозрительных звуков? Собака не лаяла? – Егор наклонился и потрогал борозду в плотно утоптанной земле. Похоже, здесь провели чем-то острым. Посмотрел на испачканные пальцы – кровь свиньи дотекла даже сюда, ко входу в сарай. Что любопытно, рядом виднелся отпечаток босой ступни.

– Ой, не знаю, внучек. Я фильм посмотрела и спать легла. Хороший фильм, с этим, как его… Про разведчика. Редко что смотрю. По телевизору срам один, прости Господи. Давеча включила, а там… – Галина Михайловна сердито махнула сморщенной короткопалой ладонью. – Ты вон здоровяк какой вымахал, соображай. А я ничего не слыхала. Да и глуховата стала, ты уж не серчай.

– А дверь точно была закрыта на засов?

– А? – переспросила старушка, словно в подтверждение своих слов. – Чаво?

– Дверь, говорю, точно была заперта?

– Я, поди, из ума ещё не выжила.