Дело о продаже Петербурга

Так выглядит сельский домовой — житель недолговечной деревянной избы. Считается, что в городе домовых нет, но это конечно не так. Домовые населяют и городские здания. Другое дело, что облик их совершенно другой: тела высушены временем, а бороды осыпались, словно новогодние елки к концу января. Иной раз может показаться, что от домовых остались лишь шорохи и скрипы, пугающие по ночам жильцов.

Однако у старинного особняка графов Езерских в конце XX века был свой домовой. То есть человек, которого невозможно представить без этого дома и без которого невозможно представить этот дом. Домового звали Константин Сергеевич. Он родился за десять лет до того, как Езерские потеряли и свой особняк, и Россию. Уезжая, они оставили дом на сохранение Сергею Ивановичу, назначив его и сторожем, и дворником, и истопником. Через пятнадцать лет, когда Сергей Иванович умер от пневмонии, в особняке остался его сын — Константин.

Конечно, новая власть не собиралась платить зарплату тому, кто бережет дом для господ, мирно живущих в Париже. Поэтому, уже с 1918 года в доме появились новые обитатели. Некоторое время там был санаторий для пролетариев-туберкулезников: строение, окруженное пышным садом, напоминало загородную усадьбу. Потом санаторий перевели под Сестрорецк, и в особняке появилась школа, которая там тоже не прижилась. И стали вселяться-выметаться различные конторы. Конторы по преимуществу не первой важности — все-таки дом был на отшибе, и какой-нибудь серьезный начальник не имел желания положить на него глаз. Так сложилось, что учреждения менялись раз в пять-десять лет. Директоров с почетом провожали на пенсию (впрочем, в тридцатые их иногда расстреливали), бухгалтеры растрачивали вверенные им суммы, молодые специалисты уходили на повышение. И лишь один сотрудник неизменно оставался в штате. Это был Константин Сергеевич.

Не то, чтобы он умел поладить с любым начальством. Просто, начальникам нравилась его привычка замещать одновременно несколько ставок, получая при этом лишь одну зарплату. По характеру учреждения были таковы, что ни одно из них не могло рассчитывать на дополнительную штатную единицу. И если дворник выполняет ночью обязанности сторожа, а при надобности плотника и сантехника, таким кадром надо дорожить.

О Езерских Константин Сергеевич забыл давным-давно. Он берег не их имущество, он берег сам Дом. Пусть стены раскурочены электропроводкой, пусть в шестидесятые сломали и выкинули половину изразцовых печей — провели паровое отопление, а тогдашнему начальнику злосчастные печи показались признаком ретроградства. Медные ручки на дверях заменила какая-то дешевая дрянь — сотрудники постарались. Все равно, Дом оставался Домом — с неизменным фасадом, деревцами перед ним и постоянной фигурой дворника.

Истории про домового начались в семидесятые, а сочиняли их молодые сотрудницы. Задерживаясь в здании, они слышали странный шум, а это Константин Сергеевич без фонаря спокойно проходил по коридорам, в которых экономии ради был полностью отключен свет.

К началу восьмидесятых Константин Сергеевич схоронил жену и окончательно поселился на своем рабочем месте. В подвале давно уже была оборудована каморка, в которой он ночевал. Начальство, которому все было, как говорится, «до лампады», не обращало на это внимания.

Потом хозяева у Дома опять внезапно сменились, причем самым решительным образом. Однажды подъехала пара грузовиков, в которые меньше чем за час погрузили имущество прежней конторы. Однако никто в особняк не вселился. Вместо этого начался ремонт, да такой, какого дом не знал никогда. Во дворе оказались последние печи, потемневшие дубовые перила, двери, не менявшиеся с начала века, и груды сломанных перегородок. То и дело приезжали машины, увозившие мусор. Все это называлось «евроремонтом».

Если бы Константин Сергеевич сказал хоть слово, глядя как разбивают витраж на втором этаже или самосвал, маневрируя, разносит клумбу, сохранившую ту же форму, что и восемьдесят лет назад, простого дворника выперли сразу коленом под зад. Но он молчал по устоявшейся привычке. Поэтому пережил не только революцию и войну, но и евроремонт.

Наконец Дом стал неузнаваемым. Сперва охрана не хотела пускать Константина Сергеевича в его блестящее нутро: если ты бомжующий дворник, или дворникующий бомж, то переночуешь в вагончике по соседству. Потом новой хозяйке стало ясно, что есть технические нюансы, какие знает только этот чудаковатый, непьющий, вечно молчаливый старик. Поэтому, никто не мешал дворнику ночевать в подвале, который, кстати, в отличие от всего остального здания, евроремонту не подвергся.