Дело о пропавшем талисмане

Этот небольшой импровизированный концерт грел душу и позволял забыть, что мы, собственно говоря, заложники убийцы и находимся в западне с двумя непогребенными телами. Двери занесены снегом, крестьяне из соседней деревни пробиваются к нам уже несколько часов, а мы сидим и ждем, кто из нас будет следующей жертвой. Я смотрела на Александра Григорьевича и не понимала, как этот талантливый артист с тонкими изящными руками, приятный собеседник и интересный человек мог быть замешан в каких-то тайных и преступных деяниях — ведь я собственными ушами слышала, как он угрожал Косаревой.

Певица исполняла один за другим романсы Апухтина и Полонского, а мою голову теснили вопросы: за кого принял меня обознавшийся в темноте Мамонов — за жену или дочку Иловайского? Или я зря накричала на Марину после недоброй подсказки Косаревой. А может, у него был роман с певицей? Нет, кажется, Перлова тоже впервые здесь, как и я. Не с приземистой же Еленой Глебовной или пожилой Вороновой ему амуры разводить… Кажется, всех здешних дам перебрала.

Что еще? Почему Ольга мне рассказала об отношении отца и матери к ней одно, а Косарева — другое. Не верится мне что-то в потусторонние голоса и прочее сотрясение воздусей.

Почему Пурикордов накинулся на Косареву, словно она находится у него в подчинении? Что за странные слова он произносил: прецептор, приор, орден? Он что, католик?

— И где, наконец, Ольга?

Я так погрузилась в размышления, что не заметила, как произнесла эти слова вслух, помешав певице допеть «Ночью нас никто не встретит, мы простимся на мосту».[22]

— Полина, что с тобой? — спросила моя злополучная подруга. — Ольга сейчас отдыхает в другом крыле дома, возле библиотеки, ведь ее комната пришла в негодность.

Этим изящным эвфемизмом она, как гостеприимная хозяйка, делающая все для удобства гостей, заменила правду о действительном состоянии Ольгиной комнаты. Но я не была на нее в обиде.

— Пойду навещу ее, — я встала и вышла из гостиной. Никто не сказал мне ни слова.

Поднимаясь по лестнице западного крыла дома на второй этаж, я услышала за собой частые шаги. Мне стало не по себе.

— Подождите, Аполлинария Лазаревна, я хочу вам кое-что сказать, — ко мне спешил Карпухин, перепрыгивая через две ступеньки.

— Что случилось, Иннокентий Мефодьевич? — удивилась я. — К чему такая срочность?

— Не ходите, прошу вас, к Ольге. В вашем визите нет никакой надобности. Она не готова вас принять.

— Но почему вы меня останавливаете? Кто вы ей и кто вам дал право говорить за нее? Уж не случилось ли с ней чего-либо плохого?

Он укоризненно посмотрел на меня и покачал головой:

— Убедитесь сами, я провожу вас, ведь вам неизвестно, где сейчас находится ее комната.

Карпухин подвел меня к одной из дверей и тихонько приоткрыл.

Ольга спала в глубине алькова. Ее пепельного цвета волосы разметались по подушке, на столике около кровати стояла склянка с остатками жидкости и пустой стакан. Осторожно подойдя к постели, чтобы не разбудить спящую, я взяла склянку в руки, открыла притертую крышку и понюхала. Запах был резким, напоминающим камфару. Я поморщилась:

— Что это?

— Отвар синюхи. Там еще пустырник и валериана, я точно не знаю состав. Ольга постоянно принимает эти капли — она плохо спит, а сейчас, после пережитого, ей, как никому, надо придти в себя и примириться с действительностью. Потерять одновременно и отца, и сердечного друга — тяжесть невыносимая для любого человека, намного более крепкого, чем бедная девушка.

Он взял меня под руку.

— Пойдемте отсюда. Если вам неприятно сидеть вместе со всеми в гостиной, вот здесь, рядом, библиотека. Хотите взглянуть?

— А что, у Мамонова с Ольгой были отношения? — спросила я, выходя из комнаты.

Карпухин замялся:

— Как вам сказать… может это нехорошо по отношению к покойному, но Алексей был совсем не ангелом. Обаятельным, веселым, прекрасным рассказчиком веселых историй, но себе на уме и большой любитель пожить за счет других. Он использовал доброе сердце Сергея Васильевича, втерся к нему в доверие, и тот предложил остаться у него в доме, сколько Мамонов пожелает. Ну, и пустил козла в огород.

Московскому студенту только этого и надо было! Учился он плохо и более пропадал на анархистских сходках, чем на лекциях. И когда у него начались неприятности с полицией, тут Иловайский вовремя и подвернулся — они познакомились в веселом трактире у Бубнова, где Сергей Васильевич, охочий до развлечений, проводил все свое свободное время. Иловайский пригласил Мамонова к столу, накормил студента и, выслушав его беды, предложил погостить у него в доме. Тому только этого и надо было.

Мы с Мамоновым были свидетелями поспешной женитьбы Сергея Васильевича. Ему словно глаза отвели: он безумно влюбился в Марину Викторовну, а та все делала для того, чтобы утвердиться в доме.

Между ней и Мамоновым началась незримая борьба. Иловайский был человеком большого сердца, радушный, гостеприимный, любил шумное общество и молодежь, а Марина оказалась, несмотря на свое актерское прошлое, типичной институткой с вбитыми понятиями о том, что пристойно, а что нет и что скажут соседи.