Дело о рубинах царицы Савской

— Не хочу! Не хочу, чтобы Георгий шел к этим черным! Не позволю.

— Замолчи, женщина, — приказал ей осетин, и она сникла.

— Ну что ж, друзья, надо решать, — сказал Аршинов. — Соглашаемся мы на предложение племени или нет? Ведь нам еще рубины искать. Как-то не хочется помирать тут без куска хлеба, но гордыми. Нас люди ждут в колонии. Итак, Георгий, Григорий, что скажете?

— Согласны, — ответили они.

— Арсений?

— Н-ну, если требуется для спасения племени и в естествоиспытательных целях… Согласен, — Нестеров снял очки и принялся их энергично протирать.

— Лев Платонович, вы как?

— Николай Иванович, вы ж просто с ножом к горлу. Не могу переступить через себя.

— Перестаньте ломаться, как благородная девица! За нами колония, а вы позволяете себе рефлексии, словно не военный. Это приказ, г-н Головнин.

— Что ж, я подчинюсь приказу, — неохотно ответил охотник.

— Малькамо, что скажешь?

— Я не согласен!

— А ты-то почему? — удивился Аршинов. — Это же твои соплеменницы, можно сказать.

— Не могу, это мне противно. Это входит вразрез с моими моральными установками.

— Боже мой, — устало вздохнул казак и вытер со лба пот. — Еще один чистоплюй. У меня две сотни людей ждут эти треклятые рубины, которые и тебе, Малькамо, пользу принесут, а ты ломаешься. Не ожидал! Да ты первым должен был бы броситься в бой! Молодой, горячий!

— Нет, — твердо ответил принц.

— Ну, почему? — Аршинов почти умолял. — В чем причина? Скажешь?

— Нет!

— А если я тебя попрошу, Малькамо? — я встала и подошла к нему. — Посмотри мне в глаза. Это из-за меня ты не хочешь пойти на праздник. Ведь так?

Юноша ничего не ответил, лишь опустил голову.

— Вот это да! — прошептал изумленный Аршинов.

— Малькамо, — торжественно сказала я и положила ему руки на плечи. — Я прошу тебя пойти на праздник и выполнить то, о чем тебя попросили старейшины. Ради меня. Согласен?

— И у тебя не разорвется сердце, Полин? — он поднял на меня глаза, в которых дрожали слезы.

— Ты делаешь это ради нашего будущего, мой принц. Иди и выполни с честью предначертанное, — я повернула его и слегка подтолкнула к Аршинову.

— Ну что, парень? — спросил тот.

— Согласен, — кивнул он, отвернулся и спрятал лицо в ладони.

Аршинов облегченно вздохнул, перекрестился и обратился к монаху:

— Автоном, дружище, тебе я приказать не могу, ты лицо духовное. Но, может, пойдешь с нами за компанию? Потом замолишь грех, епитимью на себя наложишь. Понимаешь, надо…

— И благосвятся в семени твоем вси языцы земныи, занеже послушал еси гласа моего.[61]

— Значит, согласен. Вот и славно, — Аршинов потер ладони. — Малькамо, сообщи старейшинам, пусть готовят пир.

— Подождите! — остановила я собравшихся было расходиться членов экспедиции. — Малькамо, а ты спросил о крокодилах? Это те, которые за мной гнались? Или в преддверии праздника вы тут забыли о нашей цели.

— Ничего я не забыл, — улыбнулся принц в ответ. — Просто крокодилы — это запрет, и о них с чужаками не говорят. Вот когда мы пройдем обряд инициации и станем не чужими этому племени, вот тогда старейшины поделятся знаниями.

— Что ж ты сразу не сказал? — удивился Аршинов. — Тогда бы о несогласии и речи не было бы. Вперед, орлы!

* * *

В деревне вовсю готовились к празднику: мужчины собирали легкие навесы, женщины что-то готовили из скудных припасов. Над деревней стоял запах острых специй и дыма. Подростки расчищали деревенскую площадь, сгребая камни и мусор в сторону. Посреди площади складывали хворост, обложив его крупными валунами.

Мы приблизились. Женщины, не отрываясь от готовки, перебрасывались словечками, выкрикивая их тоненькими голосами. Их говор напоминал журчание ручейка и крик соек над ним. Все смотрели на нас с любопытством. При виде бородатых Автонома и Георгия цокали языками. Агриппина жалась к осетину, вид у нее был одновременно и воинствующий, и жалкий.

Нас усадили неподалеку от места, где будут развиваться события. Две женщины принесли какой-то напиток в половинках тыквы. "Токо", — сказала она, улыбаясь и протягивая Малькамо сосуд.

— Что это? — спросила я.

— Напиток из корней местного кустарника, — ответил он и приготовился было выпить, но я взяла у него чашу и залпом проглотила содержимое. Мне хотелось не только есть, но и пить. Напиток имел солоноватый вкус и напоминал имбирное пиво.

— Эх, Полин… — сокрушенно покачал он головой. — Это же ритуальный напиток, только для мужчин. Чтобы у них прибавилось сил и ушли тревоги.

— Малькамо, разве можно быть таким женоненавистником? — засмеялась я. Мне вдруг стало легко и приятно. Люди милы, а жизнь прекрасна. — Почему ты считаешь, что только мужчинам нужно вернуть силы. Разве я перенесла меньше тебя?

— Как тебе будет угодно, — пожал он плечами. — Питье это не вредное, только в голову ударяет не хуже шампанского.