Дело о рубинах царицы Савской

Прохор и Григорий раскрыли тюки и достали оттуда большое расписное фарфоровое блюдо кузнецовского завода, штуку ситца, поставец с головой селезня и дюжину ложек — все хохломской работы, абашевские[31] расписные свистульки в виде коровок и круторогих баранов, и две бутылки водки.

И, наконец, осетин Сапаров торжественно поставил перед негусом сияющий самовар.

Подарки вызвали некоторое оживление. Придворные вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть невиданные вещи. От вида самовара по шатру пронесся вздох, и начались перешептывания. Даже итальянцы переглянулись.

Менелик сидел на троне, не шевелясь и не реагируя ни на что. Только его выпуклые глаза двигались, переходя от подарков на нас. Довольно часто его взгляд останавливался на мне. Он смотрел на меня пристально, но я не отводила взгляда, так как не собиралась склоняться перед человеком, пославшего на казнь законного принца.

Мы стояли, вытянувшись. Менелик молчал. Пауза затянулась.

Первым не выдержал Вохряков. Отодвинув в сторону Головнина, возле которого он стоял, чиновник вышел вперед, держа в руках письмо из канцелярии Министерства Иностранных дел и, поклонившись, протянул его негусу. Наперерез ему тут же бросился один из телохранителей, отобрал письмо и почтительно склонившись, положил его возле босых ступней Менелика. Вохряков вскипел:

— Приветствие его сиятельства, г-на Гирса! К ногам!

— Тише вы, — прошипел Аршинов. — Не видите, негус размышляет. Вас что, не учили перед поездкой абиссинскому этикету?

Менелик не шевелился. Не смотрел на письмо у своих ног, не обращал внимания на подарки. Только переводил взгляд с одного из нас на другого.

Когда молчание стало вконец невыносимым, вперед выступил монах Автоном и загудел:

— И возвед очи свои, виде мужа путника на стогнах градных, и рече муж старец: камо идеши и откуду грядеши? И рече к нему: грядем мы от Вифлеема Иудина даже до стран горы Ефремли, отонуду же аз есмь; и ходих до Вифлеема Иудина, и иду аз в дом мой; и несть мужа вводящаго мя в дом…[32]

Аршинов схватил монаха за руку и быстро заговорил, обращаясь к Менелику.

Негус что-то отрывисто произнес. Аршинов шумно вздохнул и между ними начался диалог. Никто из нас не понимал, о чем они говорят, но вдруг Менелик перешел на французский и произнес с тяжелым акцентом:

— Я приветствую вас, господа!

Этим тут же воспользовался Вохряков:

— Ваше величество, позвольте от лица официального представителя канцелярии Министерства Иностранных дел выразить благодарность за аудиенцию и вручить вам письмо лично от его сиятельства, г-на Гирса, министра иностранных дел, того, кто послал меня в вашу благодатную страну.

— Много слов, — буркнул Менелик и жестом приказал подать ему письмо. Сам даже не наклонился, наверняка, ему мешал живот, выпиравший из-под парчовой робы. — И я не "ваше величество". Мой титул: "Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии". Запомни это и передай своему господину.

— Всенепременно… — залебезил Вохряков.

— Стража! — отдал приказ негус. — Заберите подарки, отнесите жене, пусть дети порадуются.

Началась небольшая суета. Слуги собрали подарки и отнесли их за перегородку из ткани, натянутой на бамбуковые перекладины.

— Итак, — произнес Менелик, когда суета несколько улеглась, и слуги снова застыли безмолвными изваяниями, — что вы хотите?

И опять Вохряков успел первым:

— Я присутствую здесь отдельно от делегации г-на Аршинова. Мне нужно переговорить с вами по поводу приезда российской делегации, организованной его сиятельством…

— Гирсом. Слышали уже, — отмахнулся Менелик. — Хорошо. Раз ты сам по себе, а они сами по себе, отойди в сторону, сядь вон там, я с тобой потом поговорю. А теперь ты говори, — обратился он к Аршинову. — А то этот слова не дает сказать. А из подарков — одно письмо с печатью.

— Обращаюсь к тебе, Лев из колена Иудова, Менелик Второй, Богом поставленный царь царей Эфиопии, с просьбой, — при этих словах негус заулыбался и одобрительно покачал головой. — Ты видишь перед собой малую часть моего народа. Мы приехали на голый пустынный берег твоей страны, чтобы украсить ее, чтобы засадить ее яблонями и вишнями — это такие фрукты у нас в России. Но что произошло? Сначала за нами погналась итальянская канонерка, а потом пришли твои люди и потребовали, чтобы я немедленно бросил все работы по возведению колонии и направился к тебе. И вот я здесь и слушаю твое милостивое решение.

При этих словах итальянцы подобрались и нахмурились. Один даже сделал шаг вперед сделал жест, будто хотел что-то сказать.

— А кто тебе дал разрешение прибыть сюда со своими людьми и сажать эти, как их, яблони? — спросил Менелик.

— Безвременно усопший негус Иоанн Шестой дал такое разрешение. Он всегда был за дружбу между нашими странами.

При этих словах Менелик даже приподнялся на троне, но тут же опустился опять.

— Иоанн? Иоанна нет уже шесть лет. Где ты был все это время?

— Собирал деньги, уговаривал людей, снаряжал корабль, — объяснил Аршинов. — Кто же знал, что Иоанн погибнет в битве и его слово будет под сомнением?