Я немного поколебался, не решаясь на дальнейшие исследования. Посмотрел на часы. Семь минут восьмого. Повторный осмотр пещеры, предпринятый больше для успокоения совести, чем с реальной надеждой, ничего не дал. Гришка так и не появился. Ноги сами принесли меня обратно к монументу. Я смотрел на него, а он — на меня. Ладно, можно сколько угодно таращиться на эту штуку и не приблизиться ни на шаг к пониманию. Пожалуй, самое время кое-что сделать. В конце концов, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Звучит хорошо, но, все равно, страшно. Я сам не понимал, чего боюсь, учитывая, как я упакован, но в одном только виде этого монумента было что-то нехорошее, какое-то предупреждение. В этой его тихой вибрации, в искаженной тени.
Я решительно поднял молоток, собираясь отбить небольшой кусочек. Просто, чтобы увидеть реакцию. Один удар и все.
Я не помнил, как ударил по камню. Мир вокруг дрогнул и перестал существовать.
Придя в себя, я обнаружил, что сижу на полу без каски. Кислородная маска тоже отсутствовала. Вокруг клубилась густая чернильно-черная тьма, настолько концентрированная, что касалась осязаемой. И тишина. В первый момент меня обуяла паника. Полностью лишенные информации извне, органы чувств взбунтовались; навалилась тошнота. Я ощущал себя в абсолютной пустоте, где не было ничего, даже меня самого. Только сознание, напуганное, растерянное и слабое. Может быть, именно так и выглядит жизнь после смерти? И никакого тебе света в конце тоннеля. И тоннеля тоже.
Понемногу мне удалось справиться с собой. Я стал осторожно ощупывать пространство вокруг себя. Шероховатая поверхность пола и легкий шорох, производимый ладонью, были хорошим признаком. Значит, я еще жив. Теперь можно сосредоточиться и подумать о том, как выпутываться из сложившейся ситуации.
Последнее воспоминание было довольно ясным: я собирался ударить молотком по монументу, а потом просто выключился, как перегоревшая лампочка. Правда, самого удара я не помню, но, допустим, ударил. И что?
С трудом удалось подняться на четвереньки, ноги затекли и почти не слушались. Заболела спина. Ощущения в обычной ситуации неприятные, но это ощущения живого человека. Серьезных повреждений у меня, вроде, не было — и на том спасибо. Дождавшись, пока в дрожащих конечностях восстановится нормальное кровообращение, я принялся осторожно ползать по полу в надежде разыскать что-нибудь из своего имущества. Найти бы фонарик, тогда все станет проще.
Первым предметом, на который я наткнулся, оказалась строительная каска. Она с шумом покатилась по полу и замерла, стукнувшись о невидимое препятствие. Нужно расширить круг поисков. Если нашлась каска, то и остальное должно быть где-то рядом. Скоро обнаружился баллон, молоток и множество мелких острых камней, о которые я изрядно ободрал руки. Ощущения живого организма постепенно переставали меня радовать. Господи, да где этот чертов фонарь?
Страдания были вознаграждены. Пальцы наткнулись на гладкую цилиндрическую ручку, хищно сжались, и вспыхнул свет.
У каждого человека есть свой собственный набор личных страхов, наиболее точно отвечающих его натуре. Кто-то боится темноты, кто-то боится заболеть; пугают людей авиакатастрофы, грабители, шорохи под кроватью. Каждому из нас знакомо это холодное, возникающее где-то внизу живота вяжущее чувство. Раньше я думал, что знаю его.
Я ошибался.
То, что возникло в тусклом свете фонаря, лишило меня способности двигаться и думать. Я замер, направив слабый луч перед собой, и сидел, глядя в одну точку круглыми глазами. Не знаю, как долго я так просидел. Потом оцепенение внезапно прошло, сменившись крупной дрожью.
Я был в маленькой, почти круглой пещере, в несколько раз меньше той, в которую спустился этим утром. Здесь не было ни загадочного монумента, ни бледно-желтых минеральных отложений на стенах — здесь не было ничего. Только голый камень и два отверстия на уровне пола, справа и слева.
Этот монумент — он перенес меня сюда. Неизвестно как, и непонятно куда, но это он! Теперь его нет, а значит нет дороги назад. Я совершенно ясно помнил, что в первой пещере не было никаких отверстий, никаких выходов, кроме единственной дыры на потолке. Придти в нее из другой пещеры нельзя. К горлу подкатил болезненный ком, и я шумно глотнул. Так, не хватает еще раз грохнуться в обморок. Ну уж нет! Страшно подумать, где я очнусь в следующий раз. Пообещав себе, что обязательно лишусь чувств, как только выберусь отсюда, я немного успокоился.
Итак, в первую пещеру мне не попасть, но это еще не значит, что нет другого выхода. Он должен быть! И я найду его, если не буду сидеть на заднице и оплакивать свою преждевременную кончину. Надеюсь только, что поиски не займут слишком много времени.
А если займут?
Я решительно нахлобучил каску. Не раскисать! Выход есть — это раз. Подземелье находится под островом, а это значит, что оно, скорее всего, небольшое — это два. У меня есть фонарь, и я умею ориентироваться в лабиринтах — это три. Вот об этих трех вещах и надо думать. Все остальное — хлам!