Дело о золотом коте

Новиков мигом скис. Значение терминов, которыми так легко оперировал Вадик, он представлял себе смутно. С таким же успехом ценный технический специалист мог бы говорить по-китайски.

— А что с телефоном убитой? С ее звонками? — спросил Андрей, переводя разговор в более понятное русло.

Вадик выудил из вороха бумаг на столе распечатку и принялся докладывать:

— Вот смотрите: в тринадцать часов пять минут ей позвонил муж, и сразу после этого она сорвалась и спешно уехала с работы, хотя у нее была запланирована важная презентация.

— Значит, было что-то еще важнее… — задумчиво протянул Новиков.

— Точно! — подтвердил Вадик. — Она очень спешила. Я запросил записи с дорожных камер — неслась, как сумасшедшая! Хотя вообще-то была осторожным водителем, в аварии не попадала, и штрафов у нее мало, я проверил.

— Может, хотела мужа на измене поймать? — осторожно предположил Новиков, но Вадик только головой покачал:

— Нет, вряд ли! Когда он звонил, его телефон находился в той же соте, что и Пивзавод, и оставался там до шести вечера. А она рванула в загородный дом! Вопрос — зачем?

— Да, вопрос, — согласился Новиков, — будем думать.

Допрос новоиспеченного вдовца Дениса оставил впечатление очень неоднозначное. Он явился вовремя, минута в минуту, благоухая дорогим парфюмом, лощеный и обаятельный, похожий на картинку из модного журнала. Почему-то всем своим видом он вызывал у Новикова такое глухое, но глубокое и сильное раздражение, что прямо захотелось его в КПЗ закатать, хоть на сорок восемь часов.

Но нельзя, нельзя! Грамотный, черт. К допросу Денис подготовился основательно — сразу же сообщил, что в день убийства жены с двенадцати тридцати до восемнадцати часов был на открытии выставки своей знакомой, Олеси Кременецкой, на Пивзаводе. Даже буклет прихватил! Заботливо предоставил фамилии и телефоны тех, кто его видел там и мог бы это подтвердить, а также — распечатанные фотографии с указанием времени, когда они были сделаны. Поведал о том, как, вернувшись домой, он застал супругу мертвой, тут же вызвал скорую и полицию, а теперь готов всемерно содействовать следствию и отвечать на любые вопросы.

— Как-то незаметно, чтобы вы испытывали скорбь по поводу безвременной кончины супруги, — проворчал Новиков.

— А что, надо? — осведомился Денис. — Не буду притворяться, что у нас была безумная любовь, это глупо, конечно. Но мы устраивали друг друга! В каком-то смысле у нас были прекрасные отношения, и ее смерть для меня — потеря… А чтобы у вас не возникало вопросов на тему cui prodest[2], вот, ознакомьтесь!

Он выложил на стол перед Новиковым целую пачку документов, из которых следовало, что Мария, хоть и щедро оплачивала все его прихоти, переводя на счет Дениса ежемесячно довольно крупную сумму (Новиков аж крякнул и покачал головой, увидев цифры), однако озаботилась составлением брачного контракта, по которому в случае развода или смерти супруги Денис не получает ничего.

— Как видите, ее смерть мне совершенно невыгодна, — пояснил он, — так что можете исключить меня из числа подозреваемых! У меня не было ни мотива, ни возможности ее убить.

Все это выглядело очень правдоподобно, очень убедительно — алиби было просто идеальным, не подкопаешься, мотива нет… И может быть, именно поэтому Денис вызывал еще большую неприязнь.

— А зачем вы ей звонили? — хмуро поинтересовался Новиков. — В тринадцать часов, а точнее, — он заглянул в распечатку, позаимствованную у Вадика, — в тринадцать ноль пять?

— Звонил? — Денис чуть приподнял бровь. — Ну, вообще-то мы иногда перезванивались в течение дня — просто сказать «привет», спросить, как дела…

— То есть позавчера в тринадцать ноль пять вы позвонили жене, чтобы просто спросить, как дела, — уточнил Новиков, — и разговаривали. — он снова заглянул в распечатку, — и разговаривали почти две минуты? Что-то долго!

Денис задумался — и, словно вспомнив что-то, хлопнул себя рукой по лбу.

— Ах да, действительно! У нас сгорел тостер — Светка бестолковая спалила, — я обещал заказать новый, хотел уточнить марку. Ничего особенного.

Новиков иронически хмыкнул. «Вот сейчас ты переигрываешь, красавчик! — думал он. — Неужели такая женщина, как Завьялова, вдруг бросила все дела и понеслась домой из-за какого-то тостера? Вот ни в жизнь не поверю!»

— А она вам зачем звонила? Позже, в тринадцать сорок семь? — поинтересовался он.

— Сказала, что забыла важные документы, спрашивала, не видел ли я папку на столе! Я не видел.

«А вот это может быть, конечно… Документы — серьезный повод. Может, и так. Надо экспертов расспросить насчет этой папки».

Новиков сделал пометку в блокноте и, не поднимая головы, коротко бросил:

— На сегодня это все. Я вас больше не задерживаю… Пока. Подпишите ваши показания — и свободны.

Когда Денис подписывал протокол, Новиков заметил полоску пластыря у него на руке — очевидно, дорогого, тонкого, телесного цвета. С двух шагов так сливается с кожей, что не отличишь.

— А где это вы так поранились, Денис Александрович? — поинтересовался он.

— А, это? Ерунда, кот поцарапал, — отмахнулся тот.

— И поэтому вы решили его усыпить?