Дело победившей обезьяны

– Ты изменился, – сказала Фирузе после долгой паузы.

– Как?

Она опять помолчала.

– Повзрослел.

Богдан чуть улыбнулся.

– Неудивительно, – сказал он. – Из кандидатов в отцы одним махом стать кандидатом в деды!

Фирузе чуть покачала головой.

– Нет, не только. Соловки не отпускают…

Еще вчера вечером Богдан все рассказал Фирузе без утайки. Таить не хотелось, да и возможности не было; вопрос о том, почему младшая супруга не дождалась ее возвращения, Фирузе задала мужу одним из первых.

– Для нас это плохо или хорошо? – спросил Богдан.

– И плохо, и хорошо, – ответила Фирузе, – иначе не бывает. Таким ты мне люб больше… теперь. Девчонка вполне может любить мальчишку, но взрослой женщине нужен взрослый мужчина. Я только очень боюсь, что… – Она запнулась.

Богдан, не выдержав ожидания, спросил:

– Что?

– Что ты чувствуешь себя перед ней виноватым.

– Перед кем? – глупо спросил Богдан.

– Перед Жанной, – спокойно пояснила Фирузе.

Богдан помедлил.

– Почему это тебя пугает?

– Потому что ты очень хороший человек. Обычные люди ненавидят, а то и презирают тех, перед кем чувствуют вину. А очень хорошие… – у нее дрогнул голос, – начинают их любить всем сердцем. Я боюсь, ты так теперь в нее влюбишься, что я стану тебе… неважной. Две жены – дело житейское… но я не хочу, чтоб ты ее любил крепче, чем меня. Особенно теперь, когда ее нет. Будешь обнимать меня, а вспоминать ее. Этого я не выдержу.

– Нет, – горячо и сбивчиво начал Богдан. – Фира, нет…

– Молчи, – ответила она, – не говори ничего. И я не стану говорить ничего, хотя… может, и надо бы сейчас, но… То, что я буду любить тебя всю жизнь, ты и так… веришь. И я. Это вроде веры во Всевышнего. Молчи. Я верю, что лишней боли ты мне не доставишь, ты добрый, а неизбежная – неизбежна. Пусть все идет, как идет. Мы живем, Ангелина спит… снег падает.

– До лета рукой подать, – в тон жене добавил Богдан. Помолчали.

– Ты хотел бы с нею снова увидеться? – спросила Фирузе.

– Не знаю, – ответил Богдан.

Возвышенное Управление этического надзора,

5-й день двенадцатого месяца, вторница,

утро

Главный цензор Александрийского улуса, Великий муж, блюдущий добродетельность управления, мудрый и бдительный попечитель морального облика всех славянских и всех сопредельных оным земель Ордуси Мокий Нилович Рабинович крепко, обстоятельно пожал Богдану руку и указал на кресло для посетителей.

– Ну, с возвращением, – сказал он и сам уселся на свое начальническое место, прямо под висящим на стене портретом Конфуция. С удовольствием, внимательно оглядел Богдана сызнова.

– На пользу тебе пошло богомолье, Богдан Рухович. Похудел, подтянулся, заматерел…

Чуть слышно гудела да изредка пощелкивала под потолком немолодая газосветная лампа. За окошком, полускрытым тяжелыми шторами, уже погасли фонари; теперь там безрадостно вытаивали из серой мглы призраки заваленных снегом деревьев и домов, мало-помалу наливались объемом и плотью.

– С возвращением, – повторил Великий муж. – Еще раз прими мои поздравления. Дочка – красавица! Как увидел ее на воздухолетном вокзале… сомлел, честное слов сомлел! А ты каков теперь? Обрел равновесие душевное?

Богдан задумался, как ответить, но Раби Нилыч, истолковав его молчание по-своему, замахал на заместителя обеими просторными, как лопухи, ладонями:

– Впрочем, что это я? Разве такие вопросы задают?

– Да нет, задают, конечно, – сказал Богдан. – Только вот ответить не просто… В чем-то обрел.

– Барух хашем, – кивнул Раби Нилыч. – Готов приступить к работе?

– Всегда готов, – ответил Богдан и улыбнулся. Мокий Нилович удовлетворенно хмыкнул в ответ.

– А вы-то как? – не утерпел Богдан. – Ваше-то как здоровье?

Кустистые, черные с проседью брови Великого мужа парой могучих улиток сползлись на переносье.

– В таких случаях принято отвечать: не дождетесь, – проговорил он мрачновато. Помедлил. – Да нет, я понимаю, что ты имеешь в виду. Дозу я получил не полную, один раз только успели поставить пиявиц, потом-то вы с ланчжуном Лобо, слава Богу, повязали аспидов… И все равно – проверяли меня и так, и этак… да и не только меня, как ты можешь догадаться. Вывод такой: кто был опиявлен избранно на предмет симпатии к челобитной той окаянной, те вне размышлений, хороша она иль плоха, остались людьми вполне нормальными<Здесь речь идет о событиях и последствиях событии, описанных в «Деле о полку Игореве». >. А поскольку вопрос о челобитной снят, угрозы нет. Хотя, конечно, так или иначе – скоро на отдых пора… От греха подальше.

Ну, разговор-то о том, что пора ему, старику, на отдых, Мокий Нилович заводил с Богданом не в первый раз. Хорош старик! Да на таких стариках Поднебесная и держится!