Дело принципа

— Нет, боюсь, что нет.

— Шпана драная, впрочем, как и весь этот сброд из местных. А еще он вроде бы как за основного у Громовержцев. Они называют его Большой Дом.

— Ах да! Я слышал о нем.

— Да… ну вот, значит, он поведал мне кое-что интересное, хотя, конечно, насколько я могу судить, далеко не все. Все они здесь редкостные говнюки и козлы, уж можете мне поверить.

— И что же он вам рассказал?

— Мне бы хотелось, чтобы вы услышали это от него самого. Так что если у вас есть немного свободного времени, то я знаю, где мы с вами можем его разыскать.

— Время у меня есть.

— Отлично, тогда идемте. Вот только шляпу возьму.

* * *

Они шли по улицам Гарлема, и Хэнк обратил внимание на то, что все это время с лица Ричарда Ганнисона не сходило брезгливое выражение. Можно было подумать, что карманы его брюк набиты тухлятиной, но вместо того, чтобы выбросить непотребную ношу в ближайший мусорный бак, он предпочитает стоически терпеть невыносимую вонь, как бы бросая тем самым вызов всему окружающему миру. Время от времени он мельком поглядывал по сторонам и морщился от одолевавшего его отвращения.

— Гарлем, — проговорил он наконец. — Миленькое местечко, не правда ли? В этом году исполняется уже двадцать четыре года, как я торчу в этой вонючей дыре. Уж лучше, наверное, отсидеть срок в русском концлагере, где-нибудь в Сибири. Вы только взгляните на них!

— Люди как люди, — отозвался Хэнк.

— Вы так говорите, потому что совсем их не знаете. Это же сплошное ворье. Каждый, кого ни возьми. А если не вор, то сутенер. Или шлюха. Или игрок. Или наркоман. Вон, видите, идет старуха с хозяйственной сумкой?

— Да, — сказал Хэнк.

— Подойдите к ней и спросите, какое число ей выпало сегодня. Ответит без запинки. Уличный тотализатор — это незаконно, и все в Гарлеме знают это. Но после обеда здесь можно поинтересоваться у любого бродяги: «Что в фаворе?» — и они все вам подробненько расскажут. Они не могут прокормить своих детей, но зато всегда наскребут пару-тройку баксов на то, чтобы сделать ставку.

— Поймите меня правильно, я вовсе не поощряю правонарушения, — заметил Хэнк, — но, возможно, эти люди просто не видят в такой игре ничего предосудительного. Между прочим, во многих других странах подобные тотализаторы существуют вполне легально.

— Но здесь вам не «другие страны», это Гарлем, здесь это запрещено законом, и наши ребята уже сбились с ног, устанавливая и отлавливая нарушителей. Нет, вы только взгляните на них! Из тех, кого вы сейчас видите на улице, добрая половина — наркоманы. Это вы можете себе представить? У нас в Гарлеме столько зелья, что при желании им можно было бы обеспечить весь мир на десять лет вперед.

— Так почему же вы с этим не боретесь?

— Боремся! По крайней мере, пытаемся. И группа по борьбе с распространением наркотиков тоже не спит. Но нам не хватает людей. И вот что я вам скажу, Белл. За всю свою жизнь я еще не встретил полицейского, который принял бы взятку при произведении ареста наркоторговца. Это чистейшая правда. Я не утверждаю, что все полицейские в этом городе такие уж неподкупные и при желании с ними нельзя было бы договориться, разойдясь полюбовно, даже если речь идет об убийстве. Но наркотики — исключено. Во всем городе вы не найдете ни одного копа, который позарился бы на деньги и согласился бы замять дело, связанное с наркотой. Так что вы не можете обвинить нас в том, что мы сидим сложа руки. У нас просто не хватает людей. Знаете, сколько человек проживает в этом районе? Тысячи! А за нашим 27-м участком закреплено всего-навсего сто восемьдесят пять патрульных полицейских и восемнадцать детективов. Как такая жалкая горстка людей может уследить за тем, чтобы все эти аборигены не перерезали друг другу глотки, не кололись бы, а также не промышляли бы воровством, грабежами, сбытом краденного, сводничеством и проституцией? И вот что я вам скажу, друг мой: это невозможно. Неужели вы думаете, что мы допустили бы существование этих уличных банд, будь у нас достаточно полицейских? Да мы отходили бы этих сопляков дубинками вдоль и поперек, если бы они посмели хотя бы взглянуть искоса на кого-нибудь. И добрая половина из них этого вполне заслуживает.

— Может быть, — согласился Хэнк.

— Никаких «может быть»! Сброд — он и есть сброд, а эти ребята ничего из себя не представляют. Да стоит только врезать как следует любому из этих сопляков, как они тут же хвосты подожмут и нюни распустят. — Он замолчал. — Мы сейчас идем в бильярдную, что на Второй авеню. Большой Дом должен ошиваться там.

— Значит, вы считаете, — уточнил Хэнк, — что достаточно просто применить грубую силу — и проблема подростковой преступности будет ликвидировала сама собой, да?