Дело Рихарда Зорге

28 сентября 1941 года Китабаяси Томо неожиданно была арестована вместе со своим мужем, которого, однако, вскоре освободили, и доставлена в Токио[108]. Вот так и получилось, что незаметной тихой портнихе Китабаяси суждено было стать первым ключом к разгадке развертывающейся драмы, способной потрясти общество. На допросах в полицейском участке, расположенном близ нового убежища Мияги, ее спрашивали о связях с японцами — членами Американской коммунистической партии, и она, очевидно, наивно полагала, что и он тоже уже арестован, потому назвала его имя следователю. Мияги не был известен японской полиции и позднее с грустью заметил, сколь высокой оказалась цена тех обрывков сплетен, которыми снабжала его Китабаяси.

«После ее возвращения в Японию я навещал ее всего дважды в год. Если я и получал от нее какую-либо информацию, то это была, как правило, случайная, незначительная информация, которую она сама узнавала чисто случайно, такая, например, как слух, что армия роет туннель в тьш советских войск; урожай риса; условия жизни семей, в которых мужчины призваны на военную службу; нормирование потребления риса; нежелание фермеров увеличивать посадки риса и предпочитавших выращивать более прибыльные вещи, такие, как апельсины или груши».

Информатору столь низкого уровня, которого Мияги всегда вспоминал добром, как свою хозяйку в Лос-Анджелесе четырнадцать лет назад, суждено было стать первым слабым звеном в цепи, приведшим к провалу всей группы Зорге.

В ходе арестов всех подозреваемых в коммунистической деятельности полиция 11 октября арестовала и Мияги, явившись к нему домой. Полиция, вероятно, надеялась вскрыть связи между подрывными группами в Японии и японской секцией Американской коммунистической партий. Однако во время обыска, проведенного у Мияги, полиция с удивлением обнаружила среди других документов переведенный на английский язык секретный меморандум из офиса ЮМЖД. Как заметил позднее старший прокурор, «нам показалось странным, что у художника могут находиться документы такого рода».

В часы, последовавшие после его ареста, и в ходе суровых допросов Мияги отказывался признать, что он шпион. Но он был очень слаб здоровьем, поскольку страдал от туберкулеза, и был очень нервным. В один из первых дней Мияги выбросился на улицу со второго этажа из окна полицейского участка в Токио. Он упал на верхние ветви деревьев и сломал ногу. Полицейский прыгнул за ним следом, и Мияги принесли обратно. Допросы продолжались. Утром следующего дня, 12 октября, он сделал «добровольное заявление». Следователь позднее записал, что «он достаточно успокоился, чтобы дать полный отчет о подробностях своего преступления, и я смог удостовериться, что все, сказанное им, правда».

Мияги признал, что он был членом шпионской группы, действовавшей в Токио и состоявшей из Зорге, Вукелича, Клаузена, Одзаки и Каваи. В результате наблюдения, установленного полицией за домом Мияги после его ареста, 13 октября были арестованы переводчик Акияма и субагент Куцуми Фусако.

Следователь, который вел дело Мияги, сразу же доложил о своих открытиях иностранной секции Специальной высшей полиции и получил для ознакомления заранее подготовленное конфиденциальное досье на Зорге и других иностранцев, входивших в группу. Иностранная секция заметила, что Зорге был влиятельным помощником германского посла Отта по вопросам, связанным с информацией, и что было бы невероятно, если бы он оказался советским шпионом. Полиция не верила в возможность возбуждения дела против него и противилась аресту Зорге из-за его близости к Отту и из опасения, что это может нанести ущерб германо-японским отношениям. И потому было решено заняться пока одним Одзаки и другими японцами, имена которых назвал Мияги, «и позволить будущему развитию событий определить, стоит или нет брать под арест иностранцев».

Как писал в тюрьме Одзаки, «утром 15 октября 1941 года полчища прокуроров обрушились на нас. У меня в течение нескольких дней были дурные предчувствия, И в

то утро я уже знал, что близок час расплаты. Убедившись, что Йоко ушла в школу, поскольку мне страшно не хотелось, чтобы дочь присутствовала при этом, я ушел из дома, даже не взглянув на жену и ничего не сказав ей на прощание. Я чувствовал, что с моим арестом все кончится. И все кончилось.

Когда меня допрашивали в тот день после полудня, вопросы касались, как я и ожидал, моих отношений с Зорге. Я понял, что раскрыта вся сеть, и сказал себе, что все кончено».

В день своего ареста Одзаки сделал заявление, аналогичное заявлению Мияги. Стало ясно, и достаточно подробно, что это была советская шпионская группа, и к вечеру 15 октября дело против Зорге было открыто. Прокуроры тогда допрашивали Одзаки и Мияги «с особым упором на все, что касалось цепочки связей в организации Зорге» и потом представили в свой офис основания для ареста Зорге, Клаузена и Вукелича.