Дело сердца. 11 ключевых операций в истории кардиохирургии

Больше всего из первых хирургов, занимающихся пересадкой органов, удалось добиться Алексису Каррелю. Будучи пионером сосудистой хирургии, он как никто другой обладал необходимыми навыками для проведения столь сложных операций, а его безграничная фантазия позволяла видеть возможности, которые другие упускали из виду. Вместе со своим коллегой из Чикагского университета Чарльзом Гутри он успешно удалил сердце маленькой собаке и прикрепил его к кровеносным сосудам на шее у собаки крупнее. Через час после операции сердце самопроизвольно забилось и продолжало биться еще два часа. Какие только эксперименты не проводили Каррель и Гутри в период между 1904 и 1907 годами! Они пересаживали легкие (как вместе с сердцем, так и без), почки, щитовидную железу и даже целые конечности. Самой эффектной стала операция 1908 года, в ходе которой Гутри создал двухголовую собаку, пересадив голову одного животного на шею другому. Пересаженная голова реагировала на свет и звуки и, казалось, отдавала себе отчет о происходящем, пока через три часа ее не усыпили.

Если некоторые ученые проводили подобные опыты с целью изучения функций отдельных органов, Каррель сразу дал понять, что видит в трансплантации серьезные перспективы в лечении различных болезней. Он указал на то, что возможности современной хирургии были, по большому счету, ограничены экстирпацией — радикальным удалением поврежденной болезнью ткани. «С другой стороны, — написал он, — когда экстирпация органа необходима, идеальным лечением была бы немедленная пересадка на его место органа здорового».

Это была совершенно невероятная идея, и она привлекла широкое внимание в 1907 году, когда Саймон Флекснер, директор исследовательского Института Карреля, сказал на собрании Американской ассоциации по развитию науки, что в один прекрасный день замена неисправных органов станет возможной. Пресса отреагировала с изумлением: «Возможна пересадка человеческого сердца», — гласил один из заголовков. Эти новости также вдохновили на создание, возможно, самого первого фантастического произведения про пересадку сердца — небольшого рассказа английского писателя Эдгара Джепсона под названием «Омоложение Беллами Гриста». По сюжету рассказа, пожилой американский поэт становится первым человеком, которому провели такую операцию. Доставшееся ему сердце обезьяны по кличке Моко настолько укрепило его здоровье, что и другие известные личности стали записываться на данную процедуру, так как их сердца были «изношены напряженным американским образом жизни». Вскоре, однако, начались проблемы — когда-то крайне серьезный поэт начал лазить по деревьям и сочинять стихотворения с заголовками «Ода спелому банану» и «Ореховая радость». Эти комичные последствия обозначили, однако, страхи многих людей, которые были по-прежнему убеждены, что сердце — это вместилище души и что получивший новое сердце пациент тем или иным образом приобретет характер донора.

После работы Карреля и Гутри в экспериментах по пересадке сердца последовала длительная пауза, и когда исследования в 1930-х годах возобновились, ученые уже всерьез задумывались о клиническом применении подобных методик. Мозг играет важнейшую роль в регулировании деятельности сердца, а также отвечает за его реакцию на эмоции и стресс. Возникающие в продолговатом мозге — участке мозгового ствола — сигналы передаются через пару нервов сердечной мышце, корректируя ее функции, в том числе — сердечный ритм. Группа ученых из клиники Майо в Миннесоте под руководством Франка Манна хотела узнать, как поведет себя сердце, если изолировать его от центральной нервной системы, и решили провести для этого пересадку сердца. В ходе экспериментов на собаках, проведенных в 1933 году, они брали сердце одного животного и пересаживали его на шею другому, подсоединяя магистральные сосуды к сонной артерии и яремной вене. Пересаженное сердце продолжало биться, однако никак не участвовало в кровообращении, так как собственное сердце собаки-реципиента оставляли на месте. Пересаженные таким способом сердца продолжали работать самое большее восемь дней. Манн справедливо заключил, что дело не в каких-то технических недостатках методики проведения данной операции, а в «некоем биологическом факторе» — несовместимости тканей донора и реципиента, которую необходимо как-то преодолеть, чтобы добиться продолжительной работы пересаживаемых органов.