Дело сердца. 11 ключевых операций в истории кардиохирургии

Летом 1969 года у Андреаса Грантзига, 30-летнего научного сотрудника клиники Ратшоу в Дармштадте, состоялся разговор с пациентом, вследствие которого его карьера пошла совершенно по новому пути. Родившись в Дрездене за два месяца до начала войны, Грантзиг рано остался без отца — считалось, что его убили нацисты — и потом два года прожил у дяди в Аргентине. Среднее образование он получил в Лейпциге, однако местные коммунистические власти постановили, что он должен после получения диплома пойти в подмастерья каменщика, а не в университет. Решивший во что бы то ни стало быть врачом, Грантзиг в 1959 году сбежал в Западную Германию и начал изучать медицину в Гейдельберге. Теперь, десять лет спустя, он особенно интересовался болезнями периферических артерий, потому и завел разговор с пациентом, у которого был обширный атеросклероз. Мужчина переживал по поводу перспективы серьезного хирургического вмешательства и побочных эффектов медикаментозного лечения и спросил у молодого врача, нет ли для него каких-либо альтернативных вариантов: нельзя ли просто вычистить все лишнее из его артерий, подобно тому, как сантехник прочищает засорившийся слив? Грантзиг был впечатлен столь оригинальной идеей, которая помогла ему взглянуть на болезни артерий под совершенно иным углом. Вскоре после этого разговора он побывал на лекции Эберхарда Зейтлера, выдающегося специалиста по сосудистой медицине и главного последователя Чарльза Доттера в Германии. Грантзиг был очарован идеей «доттеринга» и попросил у заведующего своего отделения разрешения узнать про транслюминальную ангиопластику подробнее. Ответ был однозначным и категоричным: «Я никогда не позволю, чтобы в моей больнице использовались подобные методы».

Грантзигу пришлось ждать еще два года, прежде чем у него появилась возможность реализовать свои намерения. После переезда в Цюрих, где его новый начальник с большим пониманием отнесся к идее лечения сосудов с помощью катетера, ему позволили посещать клинику Зейтлера, чтобы обучаться данной методике. Многие из его коллег продолжали относиться к этой затее скептически, однако благодаря неизменной поддержке одного влиятельного сотрудника их хирургического отделения — одного из первых приверженцев кардиостимуляции Оке Сеннинга — Грантзиг смог продолжать применять разработанные Доттером процедуры. В следующие несколько лет Грантзиг успешно вылечил достаточное количество пациентов, чтобы дать понять — в умелых руках данная методика приносила существенную пользу. Вместе с тем применима она была лишь для незначительной группы пациентов, у которых были закупорены артерии нижних конечностей, а Грантзигу хотелось научиться лечить сосуды по всему телу — в особенности коронарные артерии. Он понимал, что для этого понадобится более сложное оборудование: диаметр коронарных артерий составлял лишь пару миллиметров, так что прочистить их, просто проталкивая вперед катетер с зондом, не получится. Грантзиг знал, как Доттер использовал катетер Фогарти, и ему этот подход показался многообещающим. Проблема оставалась в том, что воздушный шарик на конце такого катетера был недостаточно мощным, чтобы раскрыть закупоренный сосуд.

Ему нужен был шарик из менее эластичного материала — что-то вроде пожарного шланга, который изначально плоский, а при наполнении водой растягивается до определенного диаметра, определяемого жесткостью материала, из которого он сделан. Вооружившись учебником по химии полимеров и парочкой простейших инструментов, Грантзиг дома, на кухонном столе, изготовил несколько прототипов — помогали ему его ассистентка Мария Шлюмпф и ее муж Уолтер. ПВХ оказался подходящим материалом для надувных зондов — их крепили с помощью клея к катетерам, перевязывали нейлоновой ниткой, а затем вывешивали сушиться на бельевой веревке. После сотен проведенных экспериментов Грантзиг и его помощники обнаружили, что наиболее эффективны зонды в форме сосиски — они создавали давление по всей длине и при этом не деформировались.