Дело Судьи Ди

– Фира, – с неожиданной серьезностью вдруг спросил минфа. Поправил очки. – Скажи…. Ты тоже?

– Что? – не поняла она.

– Ты тоже в первую очередь мусульманка, а уж потом – подданная Ордуси, моя жена и все прочее… да?

Она остановилась, и шаловливость мигом сошла с ее лица.

Несколько мгновений она не отвечала мужу, и похоже было, что она честно пытается прислушаться к себе, к сокровенной своей глубине. Когда она заговорила, голос ее звучал, как звучат молитвы.

– Сказано в суре “Хиджра”, аяте сорок шестом и сорок седьмом: “Входите туда в мире, доверчиво! Мы отнимем ту ненависть, какая была в сердцах их, там никакое страдание не коснется их, и они никогда не будут оттуда выведены”.

Богдан снова поправил очки.

– Читал Коран, но таких слов не помню… О чем это? Не об Ордуси же, Ордуси тогда еще и не было… Пророк сказал это о мужьях и женах?

– Пророк сказал это о рае.

– Тогда при чем…

– С тобой я в раю, – просто ответила Фирузе. – Даже огорчения и трудности, без которых нет жизни на земле, какие-то… райские, когда ты рядом. Они имеют смысл. Тебя не будет – смысла не будет. Вот все, что я знаю про нас.

У него перехватило горло от преклонения и нежности. Аккуратно, чтобы не потревожить уснувшую еще в повозке Ангелину, он наклонился и бережно коснулся губами губ жены.

– Идем, – сказал он потом. – Тут совсем рядом.

– Постой, – тихо молвила Фирузе. – Постой. Ты вот о чем подумай, муж мой…

– Да?

– А разве ты – не в первую очередь православный, а уж потом – ордусянин, отец, муж, срединный помощник? Разве не так?

Кровь бросилась Богдану в лицо.

– Просто за собой человек этого даже не замечает, – сказала Фирузе. – Это кажется таким естественным… Потому что на этом стоит все остальное. Но встретив то же самое в другом – иногда… люди усматривают в том какую-то измену. А на самом деле не будь этого – ничего вообще за душой бы не было.

– Спасибо, Фира, – сказал Богдан, помолчав мгновение. – Спасибо.

Идти было и впрямь недалеко, пришлось миновать по коридору лишь две двери; третья, считая от двери бека Кормибарсова, была их. Лишь из-за невообразимого наплыва приезжих управляющий гостиницы не смог поселить родственников в соседних номерах и очень долго вчера извинялся за это перед Богданом.

Богдан открыл дверь, пропустил Фирузе вперед.

– Вот, – сказал он, заходя следом. – По-моему, уютненько…

Им отвели роскошные апартаменты на десятом этаже – две гостиные, одну из которых можно было щедро отдать в полное распоряжение Ангелины, спальня побольше, чем в их александрийском жилище; широкие окна, словно врата, выходили на просторную террасу. Сейчас за окнами была раскиданная на стороны полыханием праздничных огней тьма позднего вечера, в ее бездне то и дело скрещивались тонкие спицы лазерных лучей, на весь небосклон рисуя иероглифы грядущего с первого дня первой луны нового девиза правления: “Шэн-ян, Шэн-ян”<Шэн-ян – “Совершенномудрое вскармливание”. >; но Богдан по приезде успел убедиться – если выйти на террасу днем, чуть не треть Ханбалыка откроется взгляду: вдали сверкающие глыбы новых административных и деловых зданий, внизу жесткие щетки парков, лишенных листвы в это суровое время года, а неподалеку – гребнистым крокодилом уверенно ползла сквозь столицу старая городская стена и светились красные стены и яркие черепицы крыш внешних дворцов Запретного города

Они даже не успели снять верхнее платье. Зазвонил на столике телефон. С виноватым видом Богдан развел руками и взял трубку.

– Приехал? – раздался возбужденный голос Бага.

– Да, а что…

– Я тебе звоню каждые пять минут вот уже почти час. Ты почему трубку с собой… а, ладно… Все в порядке, встретил?

– Да. Баг, я был в посольстве…

– Немедленно зайди ко мне. Немедленно.

И ланчжун отключился.

Богдан поправил очки. Положил трубку на рога замысловатого, под седую древность телефона.

– Фира, ты пока раскладывайся тут…. Баг по мне что-то шибко соскучился.

– Как я? – полуобернувшись, спросила жена с улыбкой. Богдан только развел руками в смущении.

До Бага тоже было недалеко – только угол в коридоре обогнуть. Богдан уже поднял было руку постучать – но стучать не понадобилось, дверь распахнулась перед ним сама. То есть Баг ее открыл, конечно, – не сама открылась; ланчжун схватил оторопевшего напарника за локоть и без лишних слов, будто Богдан собирался упираться или шел недостаточно быстро, буквально втащил в свой номер. И ногой захлопнул за ним дверь.

– Ну что опять стряслось? – спросил Богдан почти жалобно.

Баг не ответил. Он молча постоял несколько мгновений напротив Богдана, потом, сложив руки за спиной, повернулся – широкие рукава парадного домашнего халата роскошным павлиньим хвостом следовали за человекоохранителем, мягко покачиваясь, – и пошел в глубину своей гостиной. Дошел до окна. Пошел обратно. Желваки у него играли так, словно Баг собирался допрашивать какого-то явного и закоренелого заблужденца. Может быть, уже просто-таки аспида.

“Ты что тут, комедию ломать собрался?” – едва не спросил в сердцах Богдан, но вовремя сдержался.

Баг тем временем сызнова пошагал к окну.