Пестель постучал костяшками пальцев по столу, встал и озабоченно обратился к собравшимся со словами, какие он уже не раз повторял на подобных встречах:
— Всякое общество предполагает единодушное согласие в достижении цели. Мы собрались сюда не только как добрые знакомые, а как члены-учредители нашего Союза! В этом разных суждений быть не может! Теперь мы обратились к средствам, которыми цель нашего Общества может быть достигнута, и вот между нами начинают возрождаться сильные споры и бесконечные несогласия. Явление не случайное, и ему есть свое объяснение. Избрание средств зависит не столько от общих свойств природы человеческой, сколько от особенного нрава и личных качеств каждого человека в особенности. Сколько голов, столько и умов. А всякое тайное общество может быть жизнедеятельным и боеспособным только в том случае, ежели множество голов, в него входящих, и множество умов, его составляющих, будут действовать как одна голова, как один дальновидный ум! Мы все люди, каждый из нас имеет свой нрав, свой характер. Люди не птицы, в одно перо уродиться не могут. Нрав и личные качества каждого из нас столь различны, что ежели каждый останется непреклонен в своем мнении, не примет мнения других, то у нас никогда не будет никакой возможности избрать средства для верного достижения избранной цели, не будет возможности приступить к действию. В чем же выход? При непреклонности и непримиримости несходственных мнений нам ничего не останется, как разрушить наше Общество прежде начала всякого действия... Хочет ли кто из собравшихся здесь видеть наше Общество разрушенным под тяжестью пагубных споров и бесконечных разногласий?
Он сделал остановку, чтобы дать подумать каждому. Стало тихо. Лишь размеренно-четко отсчитывал свои шаги большой медный маятник настенных часов над диваном, на котором сидели рядком Толстой, два брата Муравьевых-Апостола и Никита Муравьев. Пестель не торопил с ответом, он глядел на Никиту, от первого от него ожидая ответа. Но Никита молчал. Молчали и все остальные.
— Ваше молчание, господа, — красноречивый ответ на мой вопрос, — продолжал Пестель. — А ежели мы не хотим видеть наше Общество уничтоженным, то каждый из нас должен добровольно уступить часть своего мнения и собственных мыслей, дабы составить только одно мнение, по которому могли бы мы избрать средства для своего действия! Единое мнение — краеугольный камень всякой революции! Не ищите в таком умозаключении роковых противоречий! Единое мнение для революционера не есть утрата собственного мнения! В этом единстве заключено множество, как в едином русле Волги слились тысячи ее притоков! Малые притоки без слияния с Волгой — ничто, но, став ее частицей, они сделались великой рекой!
Убедительность сказанного Пестелем не прекратила споров и разногласий, хотя заметно притупила их остроту. И опять долго говорили, то сближая, то отдаляя свои точки зрения и суждения.
— Кто же будет представлять в Обществе окончательное мнение? — спросил Никита. — Кто будет избирать необходимые средства, определять способы действий?
— Вопросы непраздные, Никита Михайлович, — ответил Пестель. — И нелегкие для разрешения. Но не следует страшиться их трудности. Сии затруднения можно разрешить двумя путями. Первый путь: нравственное превосходство одного или нескольких членов Общества соглашает различные несогласия и затруднения и увлекает за собою прочих силою своего превосходства, которому иногда содействуют и другие обстоятельства.
— Но где и в чем гарантия, что нравственно превосходящее лицо или группа лиц не употребит во зло своего превосходства и власти? — задал вопрос Никита.
— Второй путь: члены Общества возлагают на одного или на нескольких обязанность избирать необходимые средства для действия и делать распоряжения общим действием. И в том и в другом случае члены Общества разделяются на повелевающих и повинующихся. И сего разделения не избежать... Оно неизбежно потому, что проистекает от природы человеческой, оно везде существует и существовать должно, оно являет собой естественное разделение в правах и обязанностях тех и других.
По ходу дальнейших прений мысль присутствующих не раз обращалась за примерами и сравнениями к Древней Греции и Древнему Риму, к Англии и Франции, воскрешались тени великих мужей от Спартака до Емельяна Пугачева, от Сократа и до Александра Радищева. Наконец, князь Илья Долгоруков объявил:
— Итак, господа, прения прекращены, приступаем к вынесению крайне важного основополагающего решения Коренной управы Союза благоденствия. Голоса собираться будут таким образом: пускай каждый из нас скажет, чего он желает: монарха с властью, ограниченной конституцией, или президента и республику, а подробности со временем будут определены. Желательно, чтобы каждый, подавая голос, кратко объявлял и причины своего выбора. Приступаю к голосованию... Сергей Иванович Муравьев-Апостол, вам слово!
Сергей легко поднялся с дивана.
— Без республики нет свободы, а без свободы нет счастия! А без счастия жизнь не имеет никакой цены! Я за республику! За президента! За революцию!