Дело: «Злобный навет на Великую Победу»

Вот как об этих людях писала Светлана Аллилуева: «Пришли проститься прислуга, охрана. Вот где было истинное чувство, искренняя печаль. Повара, шоферы, дежурные диспетчеры из охраны, подавальщицы, садоводы — все они тихо входили, подходили к постели, и все плакали. Утирали слезы, как дети, руками, рукавами, платками. Многие плакали навзрыд, и сестра давала им валерьянку, сама плача… Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, и я любила его. Никто здесь не считал его ни Богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, — его уважали и любили за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно… Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина — Валечка, как ее все звали, — экономка, работавшая у отца на этой даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей…

Было часов пять утра 6 марта. Я пошла на кухню. В коридоре послышались громкие рыдания — это медицинская сестра, проявлявшая здесь же, в ванной комнате, кардиограмму отца, громко плакала, — она так плакала, как будто погибла сразу вся ее семья… „Вот заперлась и плачет уже давно“, — сказали мне…

Люди, служившие у отца, любили его. Он не был капризен в быту, — наоборот, он был непритязателен, прост и приветлив с прислугой, а если и распекал, то только „начальников“ — генералов из охраны. Прислуга же не могла пожаловаться ни на самодурство, ни на жестокость, — наоборот, часто просили у него помочь в чем-либо и никогда не получали отказа. А Валечка — как и все они — за последние годы знала о нем куда больше, чем я, жившая далеко и отчужденно. И как вся прислуга, до последних дней своих она будет убеждена, что не было на свете человека лучше, чем мой отец. И не переубедить их всех никогда и ничем».

Именно Валечка обмыла Сталина перед положением в гроб…

В «Правде» никто не читал этого. Видимо, только этим и можно объяснить их публикацию?

* * *

Но вернемся к добру молодцу Добрюхе. Он пишет: «9 марта 1953 года соратники могли похоронить совершенно другого человека вместо Сталина». Конечно, при желании можно похоронить кого угодно, — хотя бы и Добрюху, даже и Правдюху. Да и не присутствуем ли мы при похоронах тов. Зятькова, главного редактора «АиФ»?

Но, позволь, историк, как так — «вместо Сталина»? По твоим же словам, его отравили 23 декабря 1937 года, заменили двойником, и того отравили, заменили вторым двойником, на смертном одре второго заменили третьим. Выходит, в 1953 году этого третьего и похоронили, а вовсе не Иосифа Виссарионовича. Но историк свое: «Куда дели мертвого, Сталина неизвестно». Да не Сталина же это, а второго двойника! «Не исключено, что вначале спрятали на даче в холодильную камеру. Потом тайно захоронили или замуровали в подвале». Какие ужасти! Вот бы его самого — в камеру или замуровать живьем в подвале дачи пана Радзинского…

«На патолого-анатомическую экспертизу доставили не Сталина — это сомнений не вызывает». Конечно, если тело умершего уже в холодильнике или замуровано, то доставили и не Сталина, и не второго двойника, а третьего. А где же его взяли? Как где! Заранее был припасен, как дрова на зиму. Тут уж и акцент не требовался. Быстренько его укокошили и — на вскрытие.

Тут начинается самое увлекательное представление резвого ума радзинского закваса. Добрюха сличает данные медицинских осмотров Сталина в 1925-м, 1926-м, 1929-м годах и даже «при аресте в 1904 году» с данными освидетельствования и вскрытия его тела после смерти, обнаруживает ряд расхождений и восклицает: «Эврика! Это не Сталин!»

Конечно, Архимед, это твой третий двойник. Но даже если был бы и Сталин, то и тогда сопоставление данных ничего не дает, ибо ведь там был человек 45–50 и даже 25 лет, а здесь — 73-х. Увы, с возрастом во внешности человека кое-что меняется. Добрюха и этого не знал.

Он восхищен дотошностью патологоанатомов, производивших вскрытие: «На коже тыльных поверхностей кистей рук рассеяны многочисленные пигментные пятна величиной от булавочной головки до 0,6 х 0,5 см». И он ликует: а в 1904 году этих пятен не было! Значит, «вскрываемое тело Сталину не принадлежало!!!».

Сколько вам лет, любезный Добрюха, — 25? Подождите лет сорок, и у вас такие пятна появятся. У Правдюхи, которому под семьдесят, поди, уже есть. А что касается 1904 года, историк, то тогда Сталин вовсе не был арестован, наоборот, 5 января этого года он обрел свободу — бежал из села Новая Уда, что в Иркутской губернии, куда был сослан на три года. Представить страшно: в сибирские морозы через всю страну без паспорта… Как пели тогда,