Звали его Степанъ Ивановичъ Кучинъ. По положенію своему, онъ былъ довольно крупный чиновникъ. Никто хорошенько не зналъ его біографіи; но люди бывалые безъ труда узнавали въ немъ человѣка, дошедшаго своинъ умомъ до замѣчательнаго умственнаго развитія. Въ немъ незамѣтно било никакой, ни школьной, ни университетской выправки. По наружности, онъ смахивалъ на провинціальнаго чиновника съ примѣсью чего-то учительскаго. Его вытянутое, желтое лицо, такіе-же желтые волосы, большія губы, сухая шея, огромныя руки и ноги — все это лишено было какого бы то ни было намека на изящество и значительность. Но въ глазахъ сидѣлъ огонекъ и голосъ составлялъ рѣзкій контрастъ общей заурядности его типа. Борщовъ думалъ, что вта натура ошиблась оболочкой и что подъ банальною внѣшностью она таила порыванія, которымъ тѣсно было въ чиновничьихъ рамкахъ. Въ бесѣдахъ съ Борщовымъ Кучинъ выказалъ также наклонность къ особаго рода мистицизму, который уживался въ немъ какъ-то съ очень реальнымъ и даже язвительнымъ пониманіемъ окружающей среды. Борщовъ замѣтилъ, что этотъ уже весьма не молодой, некрасивый, неизящный чиновникъ вообще очень нравится женщинамъ, производитъ на нихъ сразу цѣльное впечатлѣніе и силы, и мягкости, чрезвычайно ихъ заинтересовываетъ и увлекаетъ своимъ своеобразнымъ мистицизмомъ. Кучинъ, по замѣчанію Борщова, только и принималъ участіе въ такихъ обществахъ, гдѣ женщина мог.іа-бы дѣйствовать наравнѣ съ мужчиной. Это понравилось Борщову, но онъ скоро убѣдился, что у Кучина вовсе не такіе взгляды на роль и значеніе женщины въ обществѣ, какъ у него. Кучинъ обращался съ ними по своему, чрезвычайно мягко и даже вкрадчиво, и все-таки въ немъ чувствовался наставникъ, вѣроучитель, а не товарищъ, не равноправный дѣятель. Когда заходилъ съ нимъ объ этомъ разговоръ, Кучинъ соглашался со всѣми доводами Борщова, но кончалъ проповѣдью о такомъ значеніи женщины, которое ставило-бы ее за предѣлы женскаго идеализма.
У него познакомился Борщовъ съ Катериной Николаевной Повалишиной. Онъ прожилъ годы юности и первой молодости въ строгой жизни трудоваго человѣка, казался чрезвычайно бойкимъ по тону, какой онъ усвоилъ себѣ съ женщинами; но женщинъ зналъмалои выработалъ себѣ особый кодексъ правилъ и воззрѣній, непозволявшій ему легко относиться къ сближенію съ ними. Его петербургская жизнь была переполнена всякаго рода дѣломъ. Лиризму трудно было закрасться въ задушевное «я». Просто некогда было подумать о личномъ довольствѣ и искать тревожной-ли страсти, тихой-ли пристани въ видѣ прочнаго брака.
Встрѣтившись съ Повалишиной у Кучина, Борщовъ былъ пріятно пораженъ ея наружностью. Опъ не встрѣчалъ еще болѣе типичнаго и смѣлаго русскаго лица, и съ первыхъ словъ, какія они перемолвили между собою, онъ распозналъ въ ней женскую натуру, дѣйствительно нуждающуюся въ живомъ дѣлѣ. Онъ замѣтилъ также, что Повалишина была единственная женщина, относящаяся къ Кучину по-мужски. Въ Кучинѣ она цѣнила то, что цѣнилъ въ немъ и Борщовъ, но вовсе не поддавалась обаянію его вѣроучительства и вкрадчиваго мистицизма. О Кучинѣ говорила она просто, спокойно, отличая его особенности и относясь къ нимъ подчасъ критически. Борщовъ обрадовался такой женщинѣ, какъ товарищу, и сталъ искать сближенія съ нею. Ихъ разговоры получили скоро полемическій оттѣнокъ. Катерина Николаевна оказалась менѣе смѣлою въ своихъ взглядахъ и порываніяхъ, чѣмъ это подумалъ сразу Борщовъ. Онъ началъ ей доказывать извѣстный консерватизмъ въ складѣ ея мыслей, который долженъ былъ, по его мнѣнію, ежеминутно задерживать ее въ разумной женской дѣятельности. Катерина Николаевна энергически защищалась, но начала поддаваться нѣкоторымъ доводамъ Борщова. Онъ замѣтилъ, что эта молодая женщина ищетъ внѣ своего дома задушевнаго дѣла, что супружеская жизнь становится для нея безвкусною. Катерина Николаевна ни однимъ словомъ не яроговорилась ему въ этомъ смыслѣ. Онъ самъ это помялъ и, не задавая ей никакихъ лишнихъ вопросовъ, очень скоро и вѣрно опредѣлилъ, въ какомъ душевномъ настроеніи она находится.
Это открытіе смутило Борщова. Онъ сталъ сдержаннѣе. Встрѣчаясь съ Повалишинои, онъ ограничивался дѣловыми разговорами и вмѣстѣ сътѣмъ замѣчалъ, что топъ его измѣнился. Это тоже раздражало его. Онъ чувствовалъ, что не умѣетъ соединить дѣловое содержаніе разговоровъ съ тѣмъ простымъ, добродушнымъ тономъ, который уже установился между нимъ и Повалишинои. Она дала ему разъ понять, что его сдержанность удивляетъ ее. Онъ уклонился, и даже избѣгалъ встрѣчи съ нею; а встрѣчались они, кромѣ квартиры Кучина, еще въ двухъ обществахъ. Съ началомъ новаго сезона Борщовъ долженъ былъ столкнуться съ Повалишиной, и къ этой встрѣчѣ онъ-таки готовился.