Демагоги, пастухи и герои (СИ)

Таким образом, исключительность и обособленность отдельных людей, вступающих в контакт с богами и владеющими сакральными артефактами, имеет мистическую природу. При этом власть как таковая непременно наделяется элементами сакральности и является абсолютной, исходящей от Бога, лица же, непосредственно её осуществляющие, являются лишь проводниками божественной воли. В буквальном смысле эти люди являются обладателями некой особенной силы духа, магической и мистической силы.

Можно поставить условный знак равенства между обладанием этой силой и обладанием так называемой харизмой. Подобная одаренность ставит её обладателей в исключительное положение по отношению к остальным представителям рода человеческого. В первую очередь это проявляется по отношению к «человеку из народа», у которого нет не только ничего «сверхъестественного», но даже и неординарного, что хотя бы отдаленно можно было бы назвать «даром божьим».

Наше современное «демократическое» общество – это общество, где понятие власти до предела деперсонифицировано и десакрализировано. Живя в нём, мы привыкли систематически пренебрегать дарами богов. Именно поэтому те, кто отмечен отпечатком сакральности, зачастую теряются в толпе, а к власти приходят заурядные личности, абсолютно неспособные совершить чудо.

Генезис социального неравенства мало поддаётся исследованию в силу большой удалённости истоков этого процесса от нас по времени и отсутствия его описаний в письменных источниках. Нам остаётся только изучать историю народов, наименее продвинувшихся в своём историческом развитии – первобытных племён Океании и населения крайнего Севера. Последнее наиболее интересно в этом смысле, так как нам эти народы гораздо ближе, в то же время многие из них – вроде эскимосов, эвенков, чукчей – по сути, остались на уровне развития людей доледникового периода. По крайней мере, оставались таковыми, пока к ним не прибыли русские и американцы, привёзшие с собой на первобытный север человеческую цивилизацию – ружья, табак и огненную воду.

Социальный генезис и генезис властных структур, в первую очередь, можно проследить в развитии скандинавских стран, которых письменная история застаёт в ещё том состоянии, которое государства Европы на тот момент давно миновали. Даже в XIV в. скандинавские государства лишь приблизились к общественным отношениям, характерным, скажем, для Франции VIII в., а в эпоху викингов ещё не вышли из первобытности.

Легендарная «держава Инглингов» – на самом деле не более чем миф, легенда, рождённая фантазией авторов скандинавских саг. И для этой оценки есть весьма существенные основания: право средневековой Скандинавии сохранило много архаичных норм. Ещё в XII-XIII вв. здесь действовали народные собрания – тинги, сохранялось вооружение всех свободных общинников – бондов, которые при этом никогда не были крепостными… У других стран и народов этот период закончился раньше и прошёл незамеченным: так, Европу мы застаём с уже практически сложившимся феодализмом, о славянах не знаем практически ничего, а античные государства, чей период варварской военной демократии закончился ещё в эпоху Троянской войны, вообще мало чем отличаются своим уровнем развития от государств современности.

Причина заторможенности развития северных народов кроется, видимо, в суровых климатических условиях, где борьба против сил природы происходила особенно остро и драматично. По сути, этим людям приходилось заниматься решением актуальных проблем выживания, времени же на политику не оставалось. Поэтому их усилия сосредоточились на создании наиболее жизнеспособных структур, эффективных в условиях суровой северной природы, тогда как народы Европы в то же самое время активно строили государства по образу и подобию римской военно-политической модели.

В условиях застоя нереализованная деструктивная потенция скандинавских народов, в конечном счёте, вылилась в грабительские походы эпохи викингов, заставив содрогнуться прогрессивную и цивилизованную Европу. В разгар военных действий 1 мая 888 г. собор в Меце даже постановил включить в текст богослужения слова: A furore Normannorum libera nos, o Domine! («И от жестокости норманнов избави нас, Господи!»).

В конце IX – начале X в. пустынный остров в Северной Атлантике заселили примерно 400 бондов, недовольных политикой конунга Харальда Харфагра [18], прозванного сначала Лохматым, потому что он дал клятву не стричь волосы до тех пор, пока не объединит под своей властью всю Норвегию.

К 930 г. численность населения Исландии, видимо, достигла нескольких десятков тысяч человек. Они образовали сравнительно однородное общество, живущее по законам и обычаям древних предков.