Демельза

В холле никого не было. Высокие венецианские окна выходили на юг, но тени зимнего дня уже прокрались в дом и скрыли все фамильные портреты в конце холла, кроме одного, и уходящую наверх лестницу. Бледный сноп света падал на изображение рыжеволосой Анны-Марии Тренвит, которая, по словам тетушки Агаты, родилась, еще когда на троне сидел Старина Роули[10], кем бы тот ни был. Продолговатое лицо девушки было повернуто к окнам, застывший взгляд ее голубых глаз был устремлен на лужайку.

Демельза поежилась и провела пальцем по слою пыли на длинном столе. В доме пахло сухими травами. Она подумала, что лучше, наверное, было по старой привычке войти с черного хода, и тут наверху громко хлопнула дверь.

Демельза быстро прошла через холл и постучала в дверь, ведущую в большую гостиную. Та была приоткрыта, и Демельза решила войти. Вся мебель в комнате была накрыта чехлами от пыли.

Значит, этой гостиной не пользовались. Всего два года назад Демельза, беременная Джулией, впервые вошла в этот дом. Ей было дурно, она выпила пять бокалов портвейна и спела перед совершенно незнакомыми ей дамами и господами. Тогда присутствовали Джон Тренеглос, захмелевший и потому веселый, его злобная жена и Джордж Уорлегган. И еще Верити, ее дорогая подруга. Все вокруг блестело и сверкало, и Демельзе казалось, что она попала в сказочный замок. После этого она побывала в городском доме Уорлегганов, в Зале приемов и в Уэрри-Хаусе. Она повзрослела и успела многое повидать. Но тогда она была счастливее.

Демельза услышала, что кто-то спускается по лестнице, и быстро выскользнула обратно в холл. В полумраке, цепляясь за перила, ковыляла вниз по лестнице старушка в парике, выцветшем черном платье и накинутой поверх него белой шали.

Демельза быстро пошла ей навстречу.

Тетушка Агата остановилась на неверных ногах и попыталась разглядеть гостью. Ее глаза давно утонули в гуще морщин.

– Кто там? Это ты, Верити? Ты вернулась? И очень вовремя…

– Нет, это не Верити, – сказала Демельза и заговорила громче: – Это жена Росса, Демельза. Я пришла вас проведать.

– Кто, говоришь? А, бутончик Росса. Что ж, сейчас не время для визитов. Все заболели, все до единого. Кроме меня и Мэри Бартл. Она так занята, ухаживает за ними не покладая рук, а на старушку совсем нет времени. Голодом меня заморила! Ну точно помру от голода! Черт побери, разве старая леди не нуждается в том же уходе, что и молодая? – Тетушка Агата покрепче вцепилась в перила, скатившаяся слеза мигом исчезла где-то в ее сморщенных щеках. – Просто в доме нет порядка, вот что я тебе скажу. Как Верити ушла, так все и развалилось. Ох, не следовало ей нас бросать. Слышишь меня? Эгоистка, сбежала с тем мужчиной. А должна была остаться с нами. Такова воля ее отца. Но эта девчонка всегда была упрямицей. Вот, помнится, когда ей было пять лет…

Демельза проскользнула мимо старушки и поднялась наверх. Она знала, где расположена главная спальная. Только Демельза свернула в коридор, как из одной из комнат вышла пожилая темноволосая женщина с тазом воды. Демельза ее узнала. Это была Сара Трегигл, невенчанная жена дядюшки Бена. Увидев Демельзу, она быстро присела в реверансе.

– Они там?

– Да, мэм.

– А ты… приглядываешь за ними?

– Это доктор Томми меня позвал, мэм. Но вы же знаете, я простая повитуха. Я пришла, потому что больше некому. Но мое дело принимать роды… или обмывать покойников.

Демельза взялась за ручку двери и посмотрела вслед женщине, которая на ходу неловко расплескивала воду. Все знали тетушку Сару. Неподходящая сиделка для аристократов. Но что делать? Выбора не было. Запах трав усилился.

Демельза тихо открыла дверь и проскользнула в комнату.

После встречи с акционерами Росс решил немного пройтись. Паско обычно садились ужинать не раньше восьми, а он не горел желанием целый час развлекать дам светской беседой в гостиной.

Росс шел по окраинным улочкам небольшого города и намеренно гнал прочь мысли о недавнем собрании. Он думал о своей семье, о распутном отце, который всю жизнь попадал в переделки, менял женщин, дрался с их мужьями и отцами и до самого конца оставался упрямым циником. Он размышлял о Демельзе и о том, как его размолвка с Фрэнсисом повлияла на их отношения. Это трудно было себе представить, но все же между ними появилась некая отчужденность, как черная полоса на гербе бастарда. Он думал о Гаррике, собаке Демельзы, и о том, как беспечно смеется пока еще далекая от всех жизненных перипетий Джулия. Вспоминал о Марке Дэниэле, прикидывая, сможет ли тот прижиться на чужбине, или однажды тоска по дому приведет беднягу на виселицу. Он размышлял о больных родственниках в Тренвит-Хаусе и о Верити.