Между тем на севере наметился успех. По докладам, к исходу 2 февраля замечен отход противника из Пустыньки. Он мелкими группами сосредоточивался на западной опушке леса, что в 0,5 км к юго-востоку от деревни. Между блокирующими группами и противником завязалась перестрелка, продолжавшаяся всю ночь на 5 февраля. Остатки вражеского гарнизона, пытаясь отойти на запад к Шкварцу, были встречены разведкой первого батальона Карельского полка. В результате обстрела группа, состоящая из 18–20 солдат, потеряла убитыми 11, захвачен в плен один раненый, который по дороге умер, взяты документы и личные вещи. При обследовании Пустыньки установлено: строений нет, в районе обороны гарнизона насчитывается свыше 30 свежих трупов солдат противника, имеется 5–6 дзотов с легким перекрытиями, соединенных ходами сообщения. В течение дня противник вел артиллерийский огонь из направлений Большое Яблоново, Большой Калинец, стремясь отсечь огнем наши подразделения, контролирующие огнем дорогу Большой Калинец – Лебедское.
Противник упорно оборонял Большой Калинец. Ночная атака Новгородского полка 8 февраля была неудачной. Полк израсходовал свыше тысячи снарядов и мин, но этого оказалось мало. Немецкий гарнизон из полуподвалов и чердаков деревенских домов за всем наблюдал и поражал пехоту прицельным огнем. Артиллерия дивизии вела огонь с закрытых позиций с малой эффективностью. Надо было применять что-то новое.
Прямой наводкой по огневым точкам
Из воспоминаний командира дивизии полковника П.Г. Кузнецова:
«…Целый день мы с Шабановым, командиром полка и начартом изучали огневую систему противника, планировали новые варианты штурма. Всесторонне оценив обстановку, решили, что для успеха необходимо повысить действенность огня и сократить время броска в атаку. К этому выводу мы пришли сами, другой нам подсказал генерал Берзарин, прибывший на следующий после атаки день.
Я доложил командарму наш новый план. Если в предыдущей атаке участвовало шесть рот, то теперь число их сокращается до трех. Зато исходное положение для броска мы при помощи отрытых в снегу траншей приблизили до 100 метров. Артиллерийское обеспечение оставалось прежним, артиллерия подготавливала атаку с закрытых позиций.
Выслушав меня, командарм хотя и не возразил против плана, но, как мне показалось, не совсем остался им доволен.
– Обидно, товарищ генерал, что мы никак не можем пробить брешь в обороне, – откровенно признался я.
– А сделать это все-таки надо, – заметил Берзарин.
– Да, но как?
– Пушками.
– Снарядов маловато, товарищ командующий, – вставил Иноходов.
– А вы пушки поближе подвиньте, тогда и снарядов потребуется меньше.
«Конечно, если вести огонь прямой наводкой, тогда, пожалуй, и можно было бы выкурить немцев», – подумал я. Но в то же время эта мысль показалось странной. Применять дивизионную артиллерию для стрельбы прямой наводкой по противнику, засевшему в жилых постройках, нам еще не приходилось.
– Жалко постройки, товарищ командующий. Наши крестьяне десятками лет строили, а мы разрушать станем, – сказал Иноходов.
– А вам людей не жалко? Сколько вы их здесь потеряли?
Останутся в живых люди, дома построят новые, а вот если людей не станет, то строить уже будет некому»
[120] .