Демянское побоище

«Язык», естественно, был нужен не столько для уяснения высоких стратегических замыслов, а больше для выявления, уточнения нумерации военных подразделений противника, их дислокации. Те, кто сидел в окопах, прекрасно все это знали и без «языков»: солдатские книжки убитых немцев, документы, захваченные в окопах противника, убедительно сообщали о частях противника, противостоящих нашим. Замену частей улавливали даже без «языков»: сменялся характер шума двигателей, изменялся говор солдат, в другое время приносили еду. Солдатские книжки убитых немцев, которые удавалось подобрать на нейтральной полосе, отсылались «наверх». Там они сверялись по справочникам наименований частей, полевых почт и пр., уточняли их движение. Но разведчики тоже не лыком шиты, зная собственным хребтом, чего стоит взять одного «языка», придерживали часть солдатских книжек убитых немцев, иногда пересылали эти книжки с таким запозданием, когда часть была уже заменена. Поэтому «наверху» всегда требовали живого «языка», не доверяя донесениям разведчиков, которые, как полагали «наверху», только и знают, что отсыпаются на нейтралке.

Расплачивались за это люди жизнями. За каждым «языком» приходилось выходить в ночной поиск пять-шесть раз. Без потерь обходилось редко. Чаще всего «язык» стоил жизни нескольким разведчикам, иногда с ранеными это выхватывало из боевого строя до двух десятков человек.

Ни в одной армии мира «языков» не брали и не берут. Не последнюю роль в разведке играло чутье на документы, неспроста разведчики были первыми на местах, где только что происходили боевые действия, атаки. Документы, бумаги в землянках, солдатские книжки и письма убитых солдат противника, газеты, найденные в окопах, – все это можно обмозговать и получить иногда сведения, которые не дает ни один «язык», рядовой часовой, зазевавшийся солдат из окопа»

[63] .

Инженерное фронтовое творчество, особенно русское, побуждаемое дефицитом самых обычных предметов, было безгранично. Самая трудоемкая, изматывающая работа в пешей разведке – проделывание проходов в заграждениях всех видов. Чтобы обезопасить и ускорить этот труд, был взят реактивный снаряд М-31, побольше «катюши», на фронтовом жаргоне прозванный «ванюшей»: большая труба метра полтора длиной с большой головой и взрывателем. Запускались эти снаряды с заводской упаковки этих самых «ванюш» – заводских ящиков из деревянных брусков, обитых жестяными полосами. Эти ящики деформировались при перегрузках, намокали на дожде, заклинивали снаряд и при запуске частенько улетали вместе с ракетой.

Немцы орали что-то вроде: «Рус, кончай ящиками кидаться». Запускать такие снаряды через головы своих войск не разрешалось, стреляли с передовой.

Лейтенант Игорь Бескин, начальник разведки 512-го полка 26-й стрелковой дивизии, приспособил «ванюшу» на лыжную установку от противотанкового ружья. Бежала такая установка до километра, прошивала всю нейтралку. По дороге она на что-то натыкалась, взрывалась, детонировали при этом близлежащие мины, получался коридор тридцать-сорок метров шириной.