Основным фигурантам приговоры вынесли такие. Бывшего тульского воеводу полковника Шишкова за то, что «Демидову ко оправданию способствовал и в противность указов поступал, унизить рангом» и взять 200 рублей штрафа. Со сменившего его на воеводском посту бригадира Тургенева и асессора Жедринского, которые «то дело не разсмотря, доносителю учинили наказание кнутом», взять штраф с каждого по 50 рублей, «дабы впредь в делах осмотрительно поступали». Секретарю Семенову, составившему подложную промеморию и способствовавшему Демидову, учинить наказание плетьми, записать в копиисты и «доправить» 100 рублей в штраф. За ту же провинность канцеляриста Никитина и подканцеляриста Викулина наказать плетьми, записать в копиисты, взять с каждого по 50 рублей. Канцелярист Гостеев, хотя, по мнению министров, «и подлежал такому-ж штрафу», с учетом сотрудничества со следствием («чрез его повинную о подложной промемории сыскалось») от штрафа был освобожден, наказан же тем, что переведен в копиисты
[581].Об архимандрите Дионисии и протопопе Михаиле Никитине, «приличившихся» по делу о подложной промемории, было решено сообщить в Синод. Его определением от 10 октября 1738 года оба были лишены чинов и священства. Дионисия отослали в серпуховский Высоцкий монастырь. О послушании протопопа приказали решить епархиальному архиерею. Священник Петр Петров (третий, рассматривавший донос Пономарева) был отстранен отдел и наказан плетьми. Отстранили от службы и священников Николо-Зарецкой церкви. Повторный их допрос новых обстоятельств по делу не выявил, и в 1739 году их от запрещения разрешили. В том же году по доношению тульских жителей были возвращены чины и священство архимандриту Дионисию и протопопу Михаилу с определением их на прежние места
[582].На этом фоне особенно интересен приговор, вынесенный Кабинетом Никите Демидову. В ходе следствия, которое вела провинциальная канцелярия, он, как мы помним, даже допрошен не был — воевода Шишков счел, что достаточно поданной им месяц спустя челобитной. Никита писал, что Пономарев его поносит напрасно. Он подавал дело так: дочь умерла от «случившейся ей жестокой болезни», при ее кончине присутствовали свойственники — родные братья его жены со своими женами и другие, всего семь человек. Две женщины (указал какие) обмывали тело. Свидетели, однако, показали, что «они о болезни означенной девки были неизвестны, и при кончине никого не было, и мертваго тела не обмывали». Как выяснилось, он же просил воеводу переписать злополучную промеморию, что и было сделано. По мнению составителей экстракта (на основе которого выносился приговор), «ему во очищение чести своей надлежало, когда на него подано было о том доношение, во время погребения дочери своей и самому просить, чтоб то мертвое тело из знатных женскаго пола осмотреть, а он, Демидов, к оправданию своему произыскивал вышепоказанные другие, фальшивые способы». Вывод: ныне довести до конца расследование невозможно, но «он, Демидов, к тому убийству явился подозрителен»
[583].Итак, Демидов и первоначальное следствие «фальшивыми способами» завел в тупик (при этом уничтожив улики), и собственную невиновность при повторном следствии нисколько не доказал. Неудивительно, что кабинетминистры с перечисленными аргументами согласились, наиболее сильные из них повторили в резолюции и в принципе поддержали предложенное в экстракте наказание. Приводим приговор полностью: «Дворянин Никита Демидов по тому делу произыскивал к своему оправданию и просил воеводу и прочих, чтоб вышепомянутую подложную промеморию переписать, что, по прошению его, и учинено, и хотя ныне подлинно о том изследовать невозможно, однакож, он к тому убийству явился подозрителен, и за такое произыскивание взять с него штрафа 500 р., из которых дать доносителю в награждение 200 руб., а в прочем сие дело оставить, понеже далее следовать уже невозможно». Подписали Андрей Остерман и князь Алексей Черкасский
[584].Что здесь интересно — сумма штрафа. Да, 500 рублей — это, конечно, больше, чем 50, к уплате которых приговорили «офисный планктон» Никитина и Викулина, проходивших по тому же делу. Но в относительных единицах штраф, наложенный на процветающего заводчика, оказался много более щадящим, чем определенный канцеляристам. Тем более что с этого заводчика не были сняты подозрения в убийстве.
Заплатить 500 рублей в казну за резолюцию «дело оставить», с учетом того, что дело — уголовное, было не жалко. Хотя, конечно, фактических затрат такая резолюция потребовала, несомненно, больших.