Демидовы: Столетие побед

К тому времени, когда Акинфий получил полную власть над заводами, лес вокруг них на большое расстояние был вырублен. Перестраивая отцовское хозяйство, Акинфий принимает на вооружение следующую тактику: на существующих заводах оставляет только домны, молотовые же переносит ближе к лесам (с учетом, конечно, наличия между ними водной коммуникации). Следующие три завода — Шайтанский (на притоке Чусовой речке Шайтанке, 1727), Черноисточенский (на притоке Тагила речке Черный Исток, 1728) и Уткинский (на притоке Чусовой речке Утке, 1729) — были пущены строго в рамках этого подхода.

Ждало освоения заводское место у Волчьей горы на реке Ревде, разрешение на освоение которого получил отец. За ним, простаивавшим напрасно, зорко наблюдал рвавшийся на Урал младший брат, дважды, в 1727 и 1730 годах, просивший передать ему право на строительство там[351]. Домну здесь Акинфий долго не строил, решив предварительно обеспечить ревдинскому чугуну площадку для передела. Первоначально молотовые к нему решил строить в Ветлужской вотчине Галицкого уезда. Но подобрать там подходящее место долго не удавалось. В конце концов передельные мощности были созданы в Нижегородском уезде, близ села Фокина на речке Чугунке. Заводов было построено (пущены в 1730 году) целых три — Верхнечугунский, Нижнечугунский и Корельский. Расстояние между ними не превышало шести верст, от Нижнего Новгорода они отстояли примерно на ПО верст. Строительство Ревдинского завода, для переработки чугуна которого они создавались, несколько от них отстало — оно продолжалось с 1732 по 1734 год

[352].

Одновременно с развитием комплекса предприятий черной металлургии Акинфий развивал и медеплавильное производство.

Продолжал действовать Выйский завод. Первое время число печей на нем увеличивалось и достигло десяти. Но с 1726 по 1731 год завод простаивал из-за нехватки угля, усугубленной пожаром, случившимся в 1729-м. Пущенный, он действовал, имея одновременно в ходу не более трех печей. Невысокое качество руды (содержала большой процент железа) привело к остановке и их. Некоторое время завод перерабатывал медный полуфабрикат других предприятий. В 1749 году невьянский приказчик сообщал, что при жизни Акинфия «присылаемая из Колывано-Воскресенских заводов черная медь по большей части очищаема была при Выйском заводе, при котором к тому делу пристойные горны и мастеровые люди и углю пристойное число имеется»[353]

. Позже завод преобразовали в доменный[354].

Тем временем Демидов строил новые медеплавильные предприятия. По данному 11 августа 1727 года указу Берг-коллегии он начал строительство Суксунского завода, пустил его полтора года спустя — 15 января 1729 года. Завод располагался на берегу речки Суксун (притоке реки Сылвы) в 45 верстах к юго-востоку от Кунгура[355]. Бросается в глаза контраст между капитальностью построек этого предприятия (каменная плотина длиной 120 сажен, каменные постройки) и неудачным его расположением по отношению к местам добычи руды. Она доставлялась на завод из района речки Бым, при этом ближайшие рудники находились не ближе 65 верст, а дальние отстояли на 120 верст. Оценить запасы было невозможно, так как руды были гнездовыми. Заводу их хватило лишь на первые годы — уже в середине 1730-х он перешел на очистку медного полуфабриката, доставлявшегося с других заводов

[356].

В этом районе Акинфий построит еще три медеплавильных предприятия, из которых первым начнет возводить завод вблизи бымовских месторождений руды.

Тестируя пределы, или Прыжок на Алтай

Помимо группы медеплавильных заводов в Кунгурском уезде, формирование которой было начато постройкой Суксунского завода, Акинфий приступил к созданию еще одной их группы на совершенно для него новой, далекой территории — в Западной Сибири.

Первые известные нам факты, касающиеся освоения Демидовыми богатств Алтайского края — посылка им неизвестных по именам «олонецких стариков» для поиска в Томском и Кузнецком уездах медных руд, — относятся к последнему году жизни основателя династии: скорее всего к 1725 году, ну, может быть, к 1724-му[357]. Впрочем, позднее Акинфий писал об этом такими словами, что создается впечатление не отцовской, а персональной его инициативы («…посыланы от меня нижайшего были…»)[358]. Но даже если именно он организовывал ту экспедицию, определял цели, которых ей предстояло достичь, ставил перед ней задачи, без «проговора» этих целей и задач с отцом представить запуск обследования столь удаленного и трудного для последующего промышленного освоения района невозможно. И быстро, на ходу, подобные решения не принимаются. Стремиться ли еще раз отодвинуть границу зоны своих интересов, теперь уже в сторону Алтая, или не распыляться и работать на освоенных двух площадках, тульской и уральской, — это был вопрос стратегии, и продумывался он, несомненно, коллективно, продумывался тщательно.