- Мать и еще Бороздыка. Тот прямо распелся, мол, в тебе чувство пути. Я думал он про карьеру, а он про церковь. Ты что, ему тоже набрехал, что фамилию меняешь? Вон вытаскивай... - кивнул на пятнадцатого, которого за разговором все-таки положил в угол.
- Зубы заговариваешь, вот и падают, - достал доцент шар. - А все же сбавь голос.
- А чего боишься? - спросил лейтенант и стал охотиться за чёртовой дюжиной, самым крупным из оставшихся шаров.
Теперь они уже не столько играли, сколько переругивались над зеленым сукном. Доцент дважды промазал, а лейтенант забил четверку с шестеркой и счет почти выравнялся.
- Чего боишься? - с подковыркой продолжал Борис. - Ведь не я, а ты все это развел. Сретенский, Сретенский!.. Хрен бы два года назад защитился Сретенским. Или у вас диалектика такая: когда надо - так Сеничкин, а когда Сеничкина по шее - так мы уже не Сеничкины, а долгополые дворяне? А?
- Ну что разбушевался? Сводишь счеты, оттого что Инга ушла от тебя? вдруг поддел доцент как раз тогда, когда лейтенант меньше всего ждал. Но жар от спора все равно заливал его щеки и была его очередь хода, потому, прицелясь и положив так долго не дававшегося тринадцатого, лейтенант поднял голову и с презрительным смешком бросил в доцента:
- От меня? Да я ее видел всего раз! А чего с ней? Мамаша твоя тоже меня трясла: знаю, мол, какую-то Рысакову? Я говорю: Ингу видел, а Рысакову - нет. А она: ты тоже в нее влюблен?
"Здорово у меня получается", - подумал со злобной гордостью.
- Заливай, - сказал доцент, но в его голосе не было полной уверенности. - Небось, на нее заглядываешься?
- Заглядывался бы, да негде. Бороздыка меня звал на свидание в крематорий, но я как-то постеснялся. А ты что, правда, от Мальтуса переметнулся? - добавил, чувствуя, что долго не выдержит разговора об аспирантке.
- Да нет... Это сложнее и не здесь об этом...
- А все же?
- Ну, слышал стихи:
Прощальных слез не осуша,
И плакав вечер целый,
Уходит с Запада душа,
Ей нечего там делать... - ?
- А ты что, рыдаешь? - ухмыльнулся Курчев.
- Не рыдаю. Но Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места они не сойдут.
- А ты, значит, сходишь. Сошел уже?
Игра продолжалась вяло и машинально. Борис перегнал Сеничкина, но забитые шары уже не радовали, потому что разговор занимал куда больше.
- А как же с марксизмом, который выстрадала Россия? - спросил, чувствуя, что доцент запутался в своих неопределенных русофильских выкладках.
- Марксизм был внесен. Причем не русскими.
Марксизм - великая штука, но его изобрели интеллигенты. Россия его действительно выстрадала, но не всякое страдание плодотворно, - улыбнулся доцент и, не дождавшись одобрения противника, пустил полосатый шар в одиноко стоявшие пять очков, которые и вошли в лузу, но не упали, а только качнулись в ней несколько раз, однако, когда лейтенант собирался их добить, вдруг исчезли в сетке до удара.
- Интеллигенции пороху не выдумать, - с удовольствием продолжал доцент, обходя стол. - Интеллигенция не должна отрываться. Без народа она ничто. А марксизм был западным изделием. Мы через него прошли, мы им переболели, как в детстве крупом, и теперь видим, что дорога у нас другая. В общем и Сталин, хоть он никакой не гений, - понизил голос доцент, - это почувствовал...
- Вот как?!
- Да, мы отпугнули от себя народ, - продолжал доцент, не отрывая взгляда от стола. Там осталось два шара и важно было забить последний. По очкам уже никто выиграть не мог.
- Кто это мы? Интеллигенция? - спросил Курчев.
- Нет, не интеллигенция, а элита. Общество не может быть не элитарным. Крепко лишь там, где одна балка идет снизу доверху.
- Темно, - скривился Курчев и чуть не промазал, но в последний момент полосатый шар, оттолкнувшись от борта, коснулся "тройки".
- Единство верха и низа может быть только национальным, - с удовольствием прислушивался к своему негромкому голосу доцент. - Иначе бюрократия, чиновничество, коррупция и так далее. Русский народ выдержал тысячу влияний, тысячу нашествий и поэтому вправе осознать себя именно как народ, как нацию.
- Это понятно. Но при чем элита и чем плоха интеллигенция?
- Ну, во-первых, элита - это нечто мистически избранное. Это лучшее меньшинство народа. Квинтэссенция. Это малое, вобравшее в себя целое!
- Ну да... меньший шар, в котором спрятан больший, - поддел кузена Курчев.
- Не остри и не завидуй.
- А чего завидовать? Я лейтенант, а ты только младший. Значит, во мне накапано твоей элиты на порядок выше. А вот с интеллигентностью как раз наоборот: у тебя два диплома, а у меня один да и тот неважнецкий.
- Ты все путаешь. Элитарность раньше давалась правом рождения. Но теперь у нас другое государство и определяет уже не рождение и не образование, а внутреннее чувство русского пути, чувство избранничества. Понятно?