За время ресторанного сидения мороз усилился и ветер стал резче. Но отогревшемуся лейтенанту мороз и ветер пока не мешали. Он даже не опустил ушей. Впрочем, до переулка, где жила аспирантка, было рукой подать. Они молча прошли под железнодорожным мостом мимо похожей на отрезанную половину гигантского костела высотной гостиницы и вышли на темную Домниковку. Разговор как-то сам собой оборвался в гардеробе ресторана и начинать его на холоду было не с руки, тем более, что теперь он уже все равно не долго бы длился. Но молчать тоже было неловко, хотя эта неловкость как раз и говорила о какой-то связи, пусть самой дальней и самой непрочной, а все-таки существующей, реальной. Два человека, ничего не зная друг о друге, случайно столкнулись в чужом доме, разговорились, даже выпили легкого красного вина, и теперь идут по спящей замерзшей Москве - и идти им осталось не больше трехсот шагов.
Аспирантка была для Курчева сплошной загадкой, и он даже не пытался расспрашивать ее о муже. Она свалилась в конце сумасшедшего дня, когда лейтенант зверски устал и голова почти не соображала. Кроме того, из расспросов никогда ничего не узнаешь. Это Борис знал по опыту. Лучше всего раскрыть себя в разговоре и тогда собеседник не удержится и сам начнет распахи-ваться. Но в ресторане от голода, заморевности, неудачи с рефератом и кучи дневных, еще армейских, неприятностей Борис слегка ошалел и, проворонив момент встречной исповеди, чересчур рьяно начал выдавать на-гора свою биографию. Он словно забыл, что через стол сидела женщина. Замужняя женщина, которая отчего-то, от жалости к нему или от своей тоски, съела с ним за компанию бифштекс с луком и выпила за его удачу. Тогда он о ней не думал как о реальной женщине. Но теперь, на холоду, оттого, что скоро надо было с ней распрощаться, он понял, что это пусть и чужая, но совершенно необыкновенная женщина, и вот он сейчас ее проводит - и всё... Больше ее не будет, а он пойдет через лес и поле один. И тогда ему стало не по себе.
- Инга... - не выдержал он. И тут она схватила его под руку, вжалась в него плечом, словно скрывалась от кого-то, и прошептала:
- Тише...
Они как раз должны были свернуть в ее переулок, но женщина, прячась за широким боком лейтенанта, потянула его дальше, через дорогу по затемненной Домниковке.
- Муж, что ли? - не вытерпел Курчев, близоруко разглядывая спускающуюся по переул-ку тощую невысокую фигуру в осеннем пальто и меховой ушанке.
- Нет. Потом, потом... - не пряча смеха, шептала Инга и быстро тащила Бориса дальше по улице.
На следующем углу торчало полуготическое здание из красноватого кирпича. "Монастырь, - подумал лейтенант. - Отсюда, наверно, и Домниковка." Они свернули в переулок. Он тоже поднимался горбом, как предыдущий, по которому спускался худощавый человек в ушанке.
- Приятель, - сказала Инга, когда с Домниковки их уже нельзя было увидеть. - Очень милый человек. Но... - оборвала она фразу и улыбка по-прежнему не сходила с ее лица.
- "Караульщик", - хотел сказать Курчев, но сказал: - Холодно сегодня...
Это могло относиться и к человеку, который намерзся в переулке, ожидая загулявшую аспирантку, и к самому себе, к своим восемнадцати километрам от железнодорожной станции до полка. Инга приняла замечание о погоде как мужскую солидарность.
- Наверное, что-то передать хотел, - сказала почти серьезно. - Очень начитанный человек. Обещал помочь с диссертацией.
- У вас тут целый комбинат.
- Да. Еще бывший муж консультирует, - снова засмеялась Инга и Курчев опять почувст-вовал несвободу.
Инга шла с ним под руку. Чемодан пришлось держать в правой руке. Впрочем, в такой темноте и в такой поздний час вряд ли бы навстречу попался полковник. Несвобода была в другом. Опять выходило наружу мистическое предчувствие. "Будто сам накаркал!" - сказал он себе. Теперь уже и ему было ясно, что аспирантка свободна от мужа и, по-видимому, также от ожидавшего ее в переулке начитанного доходяги в ушанке. Оставался один Лешка.
"Хорошая девчонка! - подумал Курчев, восторгаясь спутницей и одновременно злясь на свою скованность. Они снова молчали, но улыбка все еще бродила по тонкому продолговатому лицу молодой женщины.
- Болван немой!" - ругал себя Борис, но не мог выдавить ни слова.
- Сюда, - сказала аспирантка. Они вошли с другой стороны, с параллельной Домниковке Спасской, и остановились у красного кирпичного дома старой постройки.
- Давайте ваше сокровище и реферат.
- Для начитанных? - наконец выдохнул Курчев, раскрывая чемодан.
- Угу, - кивнула женщина. - И для меня тоже.
- Голос у нее все еще был веселым. - Хотите, я вам вынесу Теккерея? Тоже поможете. Или уже бежать надо?
- Нет, - помотал он головой.
Она вошла в подъезд. Борис поглядел на часы.
До последнего поезда оставалось двадцать четыре минуты.
"В крайнем случае поеду голосовать на шоссе" - решил он, чувствуя, что его уже всего пробрало любовью к вошедшей в подъезд женщине. "Тебе недолго! - попробовал разозлиться, но злости не получилось.
- Ну, куда с твоим суконным рылом?" Но внутреннего диалога тоже не выходило.