Демобилизация

Но о Гришке ничего сказано не было. Ращупкин, который не собирался похоронить себя средь подмосковных лесов, сора из избы не вытаскивал. Вернувшись вскоре после сентябрь-ского указа из отпуска, он тут же вызвал Гришку.

- Бросьте пить, Новосельнов, и я вас уволю, - спокойно сказал подполковник.

Гришка неторопливо почесал затылок и показал огрызки зубов. Разговаривать ему не хотелось, а словам он не верил.

Но молодой Ращупкин, который в тридцать два года командовал особым полком (по штатному расписанию - должность генерал-майора), не любил задерживаться на полдороге. Рядом с поплавком Академии Фрунзе он твердо решил привинтить второй, генштабовский, и Гришка был для него вроде парализованной тещи. Полк должен быть чист, как канал ствола. Ни одного ареста, ни одного ЧП, ни, тем более, валяющегося в кальсонах на виду солдат и женщин офицера.

- Вот что, Григорий Степанович, - повторил Ращупкин. - Бросьте фокусы и, даю слово, уволю.

- Ну так как? - улыбнулся прошлой осенью красивый Ращупкин, и Гришка почувствовал себя перед молодым подполковником еще беспомощней, чем когда-то перед следователем.

- Эх, начальник, - вздохнул старший лейтенант, распустив живот и горбясь, как лагерник. И улыбка у Гришки была точь-в-точь, как у зэка.

Позапрошлый год и первые месяцы прошлого заключенных в этом поселке было раза в три больше, чем сейчас военных. Гришка нагляделся на этих бедняг, а кое с кем даже свел дружбу. Поселок и объекты - бункера и прочее - строили сообща стройбат МВД и лагерь. Гришка, который прибыл в полк в июле 52-го года в числе первых офицеров, сразу попал, как кур в ощип.

На его долю выпало принимать нестационарное электропитание, и эмведешники их строй-бата, спаивая и, попеременно, то уговаривая, то запугивая, заставили Гришку забраковать три дизельных установки. Две из них были тут же с удивительной ловкостью списаны и проданы в соседний район, а третью списать сразу не удалось и ее отпускали то на ремонт дороги, то на пивзавод, то на молочную ферму, то еще куда-то - и от этих щедрот Гришке перепадало по бутылке или по две в день "сучка" и полные штаны страха.

Наконец, перед самой смертью Сталина в полк прибыл Ращупкин, который вытолкнул исполняющего его должность пьяницу и делягу начштаба в штаб и сам стал наводить порядок. То ли зная, то ли догадываясь, он погнал Гришку на два месяца в отпуск, а когда тот вернулся, Сталина уже отхоронили, лагерь по амнистии ликвидировали, да и стройбат был на последнем издыхании. Во всяком случае, его офицеры больше в полк носа не показывали. Ращупкин не терпел посторонних глаз.

- Так как - договоримся? - спросил прошлой осенью Ращупкин. - А то ведь за каждым какой-нибудь хвост есть. Умный человек его под себя поджимает. А? - и, считая дело решен-ным, добавил: - Советую пока госпитализироваться. Отдохнете, а я за месячишко с увольнени-ем улажу. Начальник кадров в... - (он назвал окраину Москвы, где стоял штаб армии) мой командир взвода. Я у него курсантом начинал.

- И снизив голос, как бы тем самым кончая официальный разговор, подполковник улыб-нулся: - Зверь я, что ли? По мне, Григорий Степанович, всех нерадивых гнать из армии следу-ет. Армия должна быть сознательной. И каждый офицер - это я до самой смерти повторять не устану! - должен иметь перспективу. Людям расти надо. А тот, кто не растет, тот, простите меня, гнить начинает. Я бы таких хоронил без всяких почестей. Демобилизовывайтесь на здоровье. Дизелист вы великолепный. Брачок в агрегате сразу определите, - не отказал он себе в намеке. - Да, дизелист вы, что надо! И отпустить вас вроде жаль, но и держать нельзя. Самый свой главный долг перед родиной вы исполнили. Четыре года на войне, притом три - в блока-де! - это... - подполковник запнулся, ища подходящего определения, и не найдя добавил: - Это много... Я так и напишу в ходатайстве: долг выполнил сполна. А офицеры из-под палки мне не нужны.

4

И вот сейчас, в День Пехоты, Гришка досиживал в дежурке свои последние армейские минуты, ожидая законного двухмесячного пособия и не веря собственному счастью. Ращупкин оказался твердым на слово и по-человечески стоило бы его отблагодарить.

- Журавлю поставь, - тихо сказал Курчев. - Журавлю следует.

- Он белой не пьет, - вздрогнул Новосельнов.- А другого... я краснофлотцу не заказывал.

Военторговским ларьком командовал демобилизованный матрос Ленька. Водку он продавал из-под полы по тридцать рублей бутылка, а коньяка, как продукта неходкого, не держал вовсе.

- В ... смотайся, - назвал Курчев районный центр, куда прибывала полковая почта.