Демон

Гарри удобно устроился в кресле и постепенно начал осознавать, что прислушивается к шуму душа и представляет, как тонкие струйки воды стекают по коже Линды. Он тряхнул головой, моргнул и прогнал эту картину из головы. Он сам не знал почему, но ему не хотелось пускаться в такие фантазии.

Шум льющейся воды внезапно затих, и через пару минут Линда, закутанная в махровый халат, вышла из ванной, на ходу вытирая волосы полотенцем. Ванная свободна. Знаешь, мне кажется, одно из самых больших удовольствий поездки на пляж – потом принять душ.

Гарри засмеялся вместе с ней. Да, наверное, можно и так посмотреть.

Когда он вышел из душа, чистый, свежий и охлажденный, Линда уже хлопотала на кухне. Ты права, это и вправду огромное удовольствие. Достойное завершение дня на пляже. Он на мгновение застыл в дверях, наблюдая за Линдой. Я смотрю, ты прямо как настоящий заправский кулинар.

Я и есть настоящий, она сморщила нос и рассмеялась, и я очень люблю готовить. Мне кажется, это мое призвание. Иной раз бывает, оно так захватит! Если цитировать одного моего трудолюбивого знакомого.

Ну, у тебя и память! Впредь мне придется следить за своими словами. Тебе нужна помощь?

Наверное, нет. Разве что можешь сходить за вином. Если хочешь на ужин вина.

Почему нет? Как насчет «Голубой монахини»?

Зачем нам монахиня? – спросила Линда с серьезным лицом. Я думала, мы будем ужинать только вдвоем. Она улыбнулась, и Гарри рассмеялся.

Главное, быть осторожнее, чтобы оно не вошло в привычку. Они еще посмеялись, и Гарри спросил, какое конкретно вино она предпочитает.

Да никакого не предпочитаю. На самом деле, я совершенно не разбираюсь в винах. Обычно я покупаю импортное «Бордо» за девяноста семь центов. Оно вполне неплохое.

Окей, стало быть, пьем дорогое импортное вино. Красное или белое?

Красное. Оно симпатичнее.

Кажется, вина оценивают по каким-то другим критериям, он улыбнулся, с удовольствием наблюдая, как она порхает по кухне. Но если ты говоришь, красное, значит, будет красное.

Садясь за стол, Гарри оглядел сервировку. У него было стойкое ощущение, что это какая-то магия. Все это. Магия. Две зажженные свечи, большая салатница и еще две поменьше, тарелки, столовые приборы, салфетки, старый деревянный стол. Ничего выдающегося, ничего необычного, и все же Линда сумела превратить обыкновенный домашний ужин в нечто особенное. Действительно особенное.

Невероятно. Как ты это сделала? Да еще за такое короткое время!

Да ну, ерунда. Любой более-менее знающий повар справился бы на раз.

Кажется, ты права, он улыбнулся, оно и вправду тебя захватило, конец цитаты.

Ужин прошел замечательно. Когда они все доели, Линда принесла из кухни вазу с фруктами и тарелку с сыром. Надеюсь, ты любишь вонючий сыр. Я так очень люблю.

Они сидели за столом, пили кофе и разговаривали. Весь день Гарри не думал о том, что он чувствует. Кажется, он не думал вообще ни о чем. Он хорошо проводил время, просто отдавшись на волю своих ощущений. Кстати сказать, он бы, наверное, не сумел вспомнить – если бы озадачился этим вопросом, – когда еще у него был такой же прекрасный день, как сегодня. Разве что в детстве, давным-давно. И одна из причин, по которым сегодняшний день получился настолько приятным и радостным, заключалась именно в том, что он не пытался искать объяснения и причины своего настроения.

Но постепенно он начал осознавать какое-то смутное беспокойство, зарождающееся внутри. Странное и беспричинное. Вечер проходил так же приятно, как прошел день, они разговаривали и смеялись, но теперь что-то тянуло и ныло внутри, что-то упорно пыталось противодействовать движущей силе этого дня, изменить направление происходящего. В какой-то момент он наконец осознал, что ведет себя неестественным для него образом. Ему совершенно не свойственно просто сидеть и смеяться в компании с привлекательной телкой. Это просто безумие. Он никогда в жизни такого не делал. Он сейчас должен действовать как-то иначе, но он не совсем понимал, как именно. Что за бред?! У него было стойкое ощущение, будто он знает, что надо делать, и пора бы уже приступить к делу, но в то же время он никак не мог сообразить, что ему делать – и зачем это надо – и что с ним вообще происходит. Этот неразрешимый внутренний конфликт все больше и больше сбивал его с толку, и смятение нарастало.