Демон для личного пользования

Я не была уверена, что хочу к новым родственникам и вообще не до конца понимала, кто они такие и чего ожидают! Может, Гер, который так и не явился за мной, решил таким способом отобрать меня у Трамма? Но точно знала: готова использовать любую возможность, лишь бы сбежать из пансиона. А там, если получится, и от всех остальных.

Но губы, сквозь звон и запах, по велению того, к кому я была привязана, говорили совсем другое:

– Здесь мой дом!

Женщина с добрыми глазами передала визитку:

– Если передумаешь – позвони.

– Спасибо, – сноровисто выхватил её Трамм, отправив на собственный стол. Тот самый, на котором чуть не каждый день раскладывал меня, уверяя, что все мои «чудесные дырочки» принадлежат ему.

Я с тоской смотрела в закрывающуюся дверь, осознавая, что потеряла единственный шанс на свободу.

– Молодец, Адель, а теперь иди к себе и не смей выходить из комнаты. Поняла меня? Вечером будет тебе поощрительный приз.

В окна коридоров светило яркое весеннее солнце – год на Алитене намного длиннее привычного, по староземному исчислению, и весна тоже длилась долго. Слёзы застилали глаза, катились по щекам, внутри поселилась опустошённость и мрачно ворочалось ещё что-то незнакомое.

– Мари! – голос Радта резанул, вырывая из тоски и сожалений. О нет, только не он, только не сейчас! – Ты почему грустная? Развеселить тебя?

– Отвали, урод.

– Мари, – Радт приблизился, зажимая меня у окна, запустил руку под юбку. – Ты разве забыла, с кем говоришь?

Я бросила взгляд на улицу. Где-то там сейчас спускаются по лестнице или уже садятся в машину люди, которые, возможно, мой единственный шанс на свободу! А я снова должна развлекать племянничка и дожидаться поощрений от его дяди!

– Не забыла! – в груди что-то запульсировало, вырываясь наружу. – Ну же, давай! Задери мне юбку, разорви бельё! – я рванула блузу, стрельнувшую веером пуговиц. Сделала шаг.

– Э-э-э… Мари, ты чего?

– Боишься? Смелость в туалетах и чуланах осталась? Да в дядином кабинете?

Радт отступил назад, я буквально впитывала его растерянность. Тёмное и чужое в груди росло, увеличивалось – я впервые по-настоящему ощутила свою тень, всю её бездонную жажду и полнейшее ледяное безразличие.

Много позже я поняла, чего на самом деле боятся люди, почему так к нам относятся, почему считают необходимым запечатать – или отдать кому-то под контроль. А тогда всё, что безумно долго сдерживала в себе, всё, что сохраняла вопреки приказам Трамма, мои желания и моя боль прорвались тёмной, мрачной лавиной.