Демон из Стеклянной Башни

Дика он ни о чем не спрашивал. Просто перекинулся с ним парой ничего не значащих фраз, спросил как у того дела, много ли он накопал, снова пожаловался на свою долю, высказал свои сомнения по поводу нужности выполняемого им поручения. Но, так ничего не разузнав у Редлиффа относительно его успехов, Йенс снова продолжил работу по составлению списка «подозреваемых лиц с медицинским образованием» – именно так младший инспектор обозвал свое детище.

После распечатывания списка, Йенс еще недолго просидел в участке, бесцельно и бездумно тыча пальцами в клавиатуру компьютера. Его одолевала смертельная усталость. По всему телу инспектор ощущал свинцовую тяжесть, особенно в конечностях, его мучила невыносимая головная боль, временами вызывавшая приступы головокружения и даже тошноты. Ждать комиссара не имело никакого смысла. Даже если тот и придет, у Йенса просто нет физических сил, чтобы как следует доложить всю собранную им информацию и мало-мальски изложить картину происходящего, а в электронной почте всего не учтешь. Поэтому он решил заняться этим завтра с утра. Николас был просто убежден, что следующая «летучка» по расследованию исчезновения трупа Милтона будет именно завтра утром. И уж там он, хорошенечко отдохнув и набравшись сил, сможет выложить все, что накопал за сегодня, всю эту невыносимую и никому не нужную муть про медиков-убийц по порядку, буквально по полочкам. Тогда-то и станет понятно всем, что эта информация и яйца выеденного не стоит, что весь вечер, проведенный им в городском архиве, можно просто слить в канализацию. Но все это будет завтра. Сегодня же Йенс решился-таки, вяло собрав вещи и также с ленцой одевшись, покинуть стены родного участка. На прощание он перекинулся парой слов с дежурившим сегодня сержантом Хейлом, высоким темнокожим хмурым полицейским средних лет с необычайно волевым лицом и сплошной линией бровей, восседавшим за стальным бронестеклом. В отличие от своего напарника, лейтенанта Харриса, Хейл никогда не отличался особым чувством юмора и почти всегда болезненно воспринимал шутки в отношении себя. Поэтому даже сам Харрис не спешил подтрунивать над своим сменщиком, попросту опасаясь за собственное здоровье. Да и у Йенса сегодня не было никакого желания шутить, просто ему хотелось поделиться хоть с кем-нибудь, кто имеет отношение к полицейской службе, всей палитрой своих чувств и эмоций.

«Проклятье – в сердцах подумал Николас, выйдя из участка и вдохнув морозный мартовский воздух, – Сегодня же мы договорились с Сандрой, что пойдем в кино! Сколько времени мы уже никуда с ней не выходили. А я ведь ей обещал уже давно. Как это все некстати!»

Но Йенс был словно выжатый лимон. Поэтому куда-то идти, вести непринужденные беседы со своей спутницей ему чертовски не хотелось. Вместо этого он решил на вечер взять себе пару-троечку, а может и все пять, бутылочек темного холодного пива, прихватить побольше жирных гамбургеров, хот-догов и копченых свиных ребрышек, устроиться поудобнее перед телевизором и посмотреть игру его любимых Быков из Чикаго Буллз, которым в этот вечер предстояло сразиться с Бруклин Нетс за выход в следующий раунд плэй-офф Кубка Ларри О’Брайена.

«Ничего страшного, позвоню Сандре, перенесу встречу на завтра и все дела!» – Николас был непревзойденным пофигистом, абсолютно уверенным в собственной правоте, всегда и во всем. Для него не было слова «невозможно». Йенс считал, и был полностью убежден в этом, что нет ничего невозможного, что все в жизни можно исправить, подлатать, подделать, законопатить и все вернется на круги своя. Никогда он даже не задумывался над тем, что в жизни есть такие вещи и явления, которые, разрушив однажды, склеить уже будет невозможно. Так было и в этом случае.