Она как раз успела надиктовать Экатору все формальные данные и умолкла при появлении официантов. Им принесли еду, заполнив блюдами почти весь стол. Запах сыра сбил Экатора, поэтому он еще сильнее втянул голову в плечи, подальше от тарелок отодвинул лист, переставил чернильницу и молился только о том, чтобы Витория продолжала диктовать – ничто кроме работы от мыслей спасти просто не могло.
– Дейвас, – щит, – попросила Вита, пробуя чай.
– Есть, – бодро ответил Дейвас и тут же захрустел какой-то едой.
– Вот теперь пиши дальше, – сказала Витория Экатору.
Тот сразу выдохнул и собрался с мыслями, разве что плечом дернул, прежде чем взять перо.
– В результате повторного осмотра было установлено, – диктовала Витория и внезапно подсовывала Экатору ломтик сыра в ало-красном соусе, от запаха которого у демона в животе заурчало.
Он уставился на этот сыр, как на страшное оружие.
– Ну, бери, – с улыбкой сказала Витория, – быстрее, пока соус на бумаги не капнул, а то накажу за порчу.
Она даже хохотнула, так ей нравилась собственная игра, а Экатор воспринимал все это всерьез, потому спешно ловил сыр и почти с ужасом замечал каплю соуса, побежавшую по пальцам госпожи. Забывая про перо и роняя кляксу прямо на край стола, он ловил соус языком, бесстыдно облизывая руку Витории. У той аж дыхание перехватывало, потому что тело внезапно вспомнило этот длинный шершавый язык в другом месте.
– Ой, Витория, доиграешься, – посмеивался с нее Дейвас, видящий какими глазами эти двое смотрят друг на друга. Она – взволнованно, почти пьяно, а он – испуганно и в то же время жадно. В черных глазах демона даже красные огоньки мелькали, но Дейвас уже знал, что в случае с Экатором это повод не волноваться, а шутить.
– Не преувеличивай, – ответила на это Витория, стараясь делать вид, что она не смутилась. – Моя саламандра тоже, когда с рук ест, пальцы мне облизывает, что тут такого?
Дейвас подавился от такого сравнения и закашлялся, спешно запивая хрустящий мясной ломтик лимонадом, полным ледяных звездочек.
– Ну что? – спросила Витория. – Посмотри на него, он же настоящий зверек, питомец, которого за ушком… ох, нет, за рожком почесать можно, правда?
Она с улыбкой повернулась к Экатору и умолкла. Демон уже успел увидеть, что вымазал скатерть и капнул чернилами на штаны, но от ее слов забыл обо всем. Он смотрел на нее с явной горечью и такой обидой, будто она его сравнила с мебелью, впрочем, ему лучше бы с мебелью, чем со зверьком.
– Не надо за рожком, – равнодушно ответил он, внезапно становясь совсем безэмоциональным. – Рога у демонов почти лишены чувствительности и кожа головы тоже. Не интересная получится игра.
– Прости, – прошептала Витория, внезапно осознав, какую мерзость она сказала. – Я не это имела в виду…
– Госпожа имеет право иметь в виду все, что пожелает, – ответил Экатор, – а еще имеет право наказать меня за порчу скатерти и штанов, если вам угодно сделать это сейчас…
– Экатор, прекрати, – взмолилась Витория, хватая его за руку. – Я не хотела тебя обижать и наказывать не собираюсь. Это же все из-за меня.
Она провела рукой над скатертью и коснулась испачканных штанов, очищая их печатью. Ей, как магу воды, было совершенно нетрудно изъять чернила из ткани и мелкими каплями вернуть в чернильницу, только руку на бедре демона она задержала неприлично долго и заглянула ему в глаза совсем не как питомцу, сама понимая, что чувствует себя шкодливой девчонкой, обидевшей хорошего друга или даже парня. Хотя последняя мысль ее совсем сбила с толку. Относиться к Экатору как к питомцу с самого начала казалось здравым решением, оно было логичным, только отчего-то мерзким.
– Я просто хотела тебя покормить и дать причину остаться за столом, – сказала она, глядя Экатору в глаза. – Не хочу, чтобы ты сидел на полу.
Она ждала от него хоть каких-то эмоций, но он остался совершенно бесстрастным, идеальным для безвольного раба, с пустыми глазами, глядя куда-то сквозь нее.
– Как вам будет угодно, – говорил он, готовый все записывать.
Вздохнув, Витория продолжила диктовать, а он писал и безропотно принимал еду из ее рук, при этом даже сыр не мог изменить обиды, совершенно неуместной.
«Ты права не имеешь обижаться, – говорил себе Экатор. – Ты ее вещь, раб. Не ты ли именно этого хотел? Она просто тебя использует для дела и развлекается при этом. Имеет право, а ты на такие эмоции права не имеешь!»
Только что бы он себе ни говорил, а настоящие чувства показывать не мог. Обида запретна для раба, а значит – лучше выученная маска.
Он ловил хлеб и сыр губами, не прикасаясь к ее пальцам, выводил буквы и старался по-настоящему не злиться.
«Кем ты себя возомнил? – ругал он себя. – Ходишь тут, идеи подкидываешь, магу указываешь, что делать с его огнем, на хозяйку смотришь с пошлыми мыслями. Да кто ты вообще такой?!»