Он почему-то сглотнул, и это ей совсем не понравилось, но она продолжала наблюдать за поведением раба, стараясь казаться совершенно равнодушной. Он даже не взглянул на нее, не ответил привычного «да, госпожа», а тихо подошел к ней и стал очень медленно расстегивать пуговицы ее камзола, потом рубашки, затем замер в нерешительности, но снимать их не стал. Подумав немного он просто перешел к штанам. Расстегнул их, но они так плотно облегали бедра, что не свалились, только чуть съехали, освобождая рубашку.
Только тогда он посмотрел на нее, заглянул в глаза, с несчастным, почти жалобным видом. Ему действительно было страшно, как никогда и он был готов молить о пощаде, но болтливый язык словно прилип к нёбу. Она сказала, что потом они будут просто спать, а он уже думал не о книгах и не о снах, а о том, как бы прикоснуться к ее коже пальцами, губами, языком. Это его пугало. Цепь его не сдержит, если он прикоснется к ней, не запретит, даже не напомнит о себе, если он ее захочет.
«А если я сорвусь? А если я все же могу быть опасен для нее? А если…»
Эти бесконечные вопросы кружились в его голове, пока он обходил Виторию, ловил воротник ее рубашки и стягивал с нее одежду, стараясь не поднимать глаз, не прикасаться к ней даже вскользь, потому что ему казалось, стоит только коснуться – и он обо всем забудет.
Сейчас она пахла совсем иначе, словно обоняние обострилось. Она была вкусней, и это пугало Экатора, а Виторию до нервного тика смешило его поведение.
«Так значит?! Даже не прикоснешься», – думала она и резко отступала. Сама стягивала штаны, швыряла куда попало обувь и белье, а потом забиралась в теплую, безумно приятную ванную, которая именно этим и раздражала.
– Подай мне мой шампунь! – потребовала она, заранее зная, что она выставит его прочь, как только он выполнит этот приказ.
«Если я ему не нравлюсь, мог бы со мной и не спать, – думала она. – Зачем тогда пялился на мои ноги при первой встрече? Женских ног не видел, что ли?»
– Да, госпожа, – старательно покорно отвечает Экатор и быстро собирает ее вещи в охапку, откладывает в сторону и пытается найти нужный флакон, не в силах вспомнить, что оставил его и другие баночки с запахом госпожи на крохотной полочке прямо под рукой у Витории. Она сама его не сразу замечает от напряжения, а когда увидела, еще сильнее почувствовала себя сволочью. Закрыв лицо руками, она вздохнула и поняла, что готова заплакать, бог знает отчего.
– Уйди, – попросила она едва слышно, боясь показать ему свою слабость, но сама же ловила его за руку, когда он пытался проскочить к двери. – Экатор…
Называть раба по имени – глупо, бессмысленно. В глаза ему смотреть тоже, но ей очень хотелось, и он робко смотрит на нее, без вины в глазах, но с осторожностью.
– Скажи, если бы приказы тебе были не нужны, что бы ты сделал сейчас? – все же спрашивает Витория, не в силах сдержать этот порыв. – Прямо сейчас… только честно.
– Поцеловал бы вас, – не задумываясь, ответил Экатор и замер, понимая, что она тянет его к себе.
– Так целуй уже… целуй…
Экатор даже не был уверен, что она это сказала, что ему это не почудилось и не привиделось, что он сам себе это не придумал, оправдывая свои желания. Ему хотелось, безумно хотелось ее целовать и он поддавался, цеплялся руками за ванну, впивался в ее губы, а сам бесцеремонно перебирался к ней, раздвигая коленом ее ноги, заливая пол водой и пеной. Теперь, если бы ему сказали остановиться, он бы точно не смог, а она и не просила, просто рвала на нем рубашку, впивалась в волосы и целовала так, словно испытывала такую же безумную жажду.
Он внезапно забыл обо всем, и в первую очередь о том, кем он в действительности является, или, наоборот, вспомнил. В нем словно бы пробудилось осознание себя самого, а условности, рабские цепи отступили, исчезли, потеряли всякий смысл. Был только он и его сила, вернее источник этой самый силы со сладкими, пьянящими губами.
– Ну вот какой? Какой из тебя раб? – спрашивала Витория, когда он отрывался от ее губ, чтобы осыпать поцелуями шею.
Его руки бродили по ее телу. Краем сознания помня, зачем она забиралась в ванну, он брал пальцами мыльный крем и размазывал его по ее коже, массировал грудь, ощущая, как под пальцами твердеют соски. Зачем ее мыть, он уже даже не понимал, но растирал пальцами пену, облизывал ее губы и снова целовал, заставляя забыть об усталости.
Что-то пропавшее для Витории снова вернулось и стало сильнее.
– Ты нужна мне очень, – прошептал ей Экатор, на миг оторвавшись от ее губ.
– Ты мне тоже, – ответила Витория, сама не понимая, что говорит.
Она расстегивала его штаны и хотела только получить что-то, о чем сама не знала. Ее тянуло к Экатору как к артефакту, как к неведомой силе, во власть которой она может попасть. Их учили распознавать это чувство еще на первых курсах.
– Так ведет себя магия, – говорил им преподаватель, – и если вы ощутили что-то подобное, убедитесь, что вы знаете, с какой магией имеете дело.
– Но разве не приходится иногда рисковать? – спросил тогда Дейвас.