Разнообразие при этом тут же покраснело… От чего я сделал вывод, что слишком громко думать нельзя. Мои мысли с подробностями, на них все-таки выхлестываются.
– Там на площади… У-АХ! – опять в зевок сорвался я, наконец, припомнив.
Верхний этаж уже приближался.
– Ах, это… – и Алина, улыбнувшись, мне игриво подмигнула. – Я лишь сказала, что Бог очень зол, и его ломает, до красноты глаз, так хочет кушать!
– А от чего у них взгляды все были ТАКИЕ? – и я обозначил подобный увиденному взгляд, слегка расширив свой. Поскольку, скопировать во всей красе, то что видел на площади, точно бы не смог. – И я не понял, у меня что, опять, горели красным глаза?!
– Ну, просто добавила, что из-за нервных стрессов и перенагрузок, требуется свежее мясо. Желательно на кости… Людей или Демонов, на крайний случай. И кровь… И больше ничего! – заверила она. – А на счет второго, ну да, не так чтобы все время горели, но помигивали контрастно… С закатом!
Ее улыбка стала удивительно мягкой, и понимающе сострадательной.
– Э-э-э… – нахмурился я, соображая. Тем временем, влетая в разбитое окно. Его осколки уже кто-то тщательно подмел.
– А ты? – уточнил я, у Елены, напрягаясь и подспудно ожидая еще более занимательного.
– О-о-о, ничего более того, что сказала Алина! – улыбнулась скромницей в ответ она.
Приземлившись в Зале для Обедов, мы протопали буквально несколько шагов к столу, и сразу же упали в стулья, с наслаждением обретая под пятой точкой долгожданную твердь. Секунда блаженства…
– А если подробней? – продолжил я выдавливать истину из партизанок.
Елена чуть пожала своими плечами, и мило улыбнувшись, набросила на щечки ямочки:
– Я просто сказала, что да, очень любит еще теплую, живую кровь, и нерадивых цедит из горла. Восполняет Силы не передать! И как раз сейчас нужен кто-то такой. У Божественного Монарха Силы на исходе… Так что сотни две-три, не повредят!
От услышанного даже у меня, слегка расширились глаза, и один сделал порыв задергаться.
– И что, все поверили, и не смутил мега объем? Ну, что в меня просто столько не влезет?!
– Представь себе – да! – меня порадовала Елинилинель. – Все безгранично верят в Божественные возможности… Хи-хи-хи-хи-хи!
Веселость была истеричной, и поэтому я махнув, тут же всех их простил. Подозревая, что Принцесса Вольного Леса, также отличилась, коверкая мой светлый образ в грязь.
– Ну а ты Ирнер? Думаю, что ты меня уже ничем не удивишь…
– Почему? Я старалась! – заверила она меня, горделиво приподняв свой подбородок, и начав загибать свои нежные пальчики. – Заметила не только глаза, но и то что твои зубы во время зевков заметно преображаются.
В глазах восторг, и умильное восхищение.
– И ответила во всем похоже, лишь чуть заметно видимое приукрасив, – и вот теперь стали загибаться пальцы, – любишь мясо с кости, кровь, сами кости и костный мозг тех у кого не хватает головного…
Я застыл от вырисовывавшейся красочной картинки.
Волчица же цвела:
– Но убедительней всего на них подействовало, то что требуется масса умерших в мучениях грешных жертв. Праведников, в сладострастных… умерших. Я слышала, что ты так тоже можешь… – и крайне заинтересованный, с розовинкой на щечках взгляд на меня. Чего-то неземного алчущий, и к моему удивлению, не замечающий охватившего меня предпараличного состояния.
– Приветствуются глупцы и безынициативные, так что можно выстраиваться в очередь! Пару тысяч вполне хватит, на первое время… Города не просто защищать. Нужна Духовная пища, из безвозвратно поглощенных бестелесных душ. Для Божества, это наилучшая божественная диета! Десерт и шанс для остальных. Добровольцы приветствуются!!!
И весьма позитивно замерла, как собачка нассавшая в тапки, и с вилянием хвостика требующая благодарности за это.
У меня отвисла челюсть, и я, чуть придя в себя, закосил под беззвучный зевок. Это ж надо так подоср… Нет слов! Я блюду почти ангельский образ. Херувим, можно сказать, святость из всех щелей… А они из меня деспота сделали. Но последнее ладно… В какой-то степени я даже «за» подобный лик… Но какого? Алчущего крови и садизма, костного мозга, а еще и Пожирателя Душ?!
Очешуеть! Мать их…
Закрутив в руках механически подхваченную Деревянную Чашу, отравившую и возродившую вновь всех, на столе оставленную в гордом одиночестве, я воззрился на склонившихся слуг, и вносимые «легкие» закуски. Ко всему добавился веселый звон, от которого, большая часть присутствующих слуг скривилась, вторая же, меньшая часть выразила на лице, жалось и глубочайшее сожаление. Похоже, им было очень неудобно передо мной. Знать бы от чего…
И подергивающиеся у них в тике веки, не предвещали ничего хорошего. Ну что ж… Будем посмотреть!
И я спрятал Чашу, в свой «карман», водрузив ко всему прочему на кровать. Во избежание искушения… Как у окружающих, так и у меня, совершить суицид. Или геноцид, это как сложится нелегкая. Или отравления меня, или моих Жен, еще кем-нибудь из неудовлетворенных расстановкой и положением вещей в конце Мира.