Демон тринадцатого месяца (СИ)

Пока Глава раздумывал, он пытался осмотреться, и определить где он в конце концов. Вытянув перед собой руки, он наткнулся и ощупал сырой холодный камень стены. Он в застенке. Держась стены, он прошел вперед, снова наткнулся на стену и пошел вдоль нее, миновав угол, вот еще один, снова сплошная каменная стена и вот его рука ощупала железные брусья решетки-запора. Он заперт в застенке. Тогда, перебравшись в угол, Глава сел и обняв колени., попытался согреться. Он жестоко мерз, к тому же его изматывал голод. Он потерялся во времени, и не представлял, как долго здесь находиться.

Он потерял счет, сколько раз засыпал и просыпался мучимый холодом и голодом, чувствуя, что все больше слабеет и вновь впадал в болезненную дремоту. Когда окончательно уверился, что погребен и позабыт в этом склепе, тяжелая решетка, со скрежетом отворилась и узник чуть не ослеп от рассеянного света тусклого фонаря.

Два вошедших тюремщика, похожие на адские тени, подхватили ослабевшего Главу, бесцеремонно потащили из темницы, мимо открытых нор и клеток, где томились узники. Его приволокли, судя по пыточным орудиям, в комнату дознания и бросили на грубо сколоченный табурет перед столом, на котором горела свеча в глиняном подсвечнике, погребенная под толстым слоем восковых натеков, вызвав вялый интерес у ослабевшего узника, что для него стало сродни хоть какому-то развлечению. Появился тощий узкоплечий дознаватель, в одежде чиновника управы по особым делам нижнего ранга с постоянным выражением подозрительности на лице и темным скользким взглядом узких глазок. Не дожидаясь его вопросов, Глава спросил:

— Что с моими людьми?

У него была надежда, что кому-то из них повезло избежать гибели и скрыться.

— Молчать! — рявкнул дознаватель, чуть не сорвав голос, что никак не дотягивал до грозного рыка. — Здесь ты никто и не имеешь права открывать рот без моего позволения! Отныне у тебя есть лишь одно право — отвечать на мои вопросы.

Именно за эту провинность Главу для начала, привязав на деревянной крестовине, жестоко высекли. После избитого Главу вернули в его холодную нору. Немного придя в себя, он отметил, что никакого обвинения ему не было предъявлено, просто пытались унизить, сломить его волю мучениями, как следует напугать. Все разъяснилось для него этим же вечером.

Сначала он различил звуки шагов в дальнем конце тюремного коридора, потом показался слабый смазанный отблеск фонаря. И вот к его решетке подбежал тюремщик, суетливо завозившись с запором. Дело пошло быстрее, когда к нему вальяжно подошел рыхлый человек в высокой шапке евнуха из темной кисеи и поднял фонарь. А после к решетке приблизился тот, кого Глава меньше всего хотел видеть. Пока тюремный служка понукаемый недовольным взглядом евнуха, неловко отпирал массивную решетку, вельможный старец потирал ладони пытаясь согреться. Наконец служка с поклоном распахнул перед ними низкую дверцу.

Войдя в клетку, Царедворец зябко повел узкими сутулыми плечами под тяжелым толстом шерстяном подбитом меховым плащом, оглядывая стылое узилище. Было видно, что он замерз здесь едва ли ни сильнее, чем на пронизывающим зимнем ветру.

Вельможа с брезгливой надменностью оглядел обледеневшие подтеки на стенах и похожую на черный иней налет плесени, как и сидящего на прелой соломе изможденного узника в окровавленных лохмотьях, гадая, почему столь слабый здоровьем Глава до сих пор еще жив. Было заметно, насколько узник ослаб и измучен, но, кажется, так и не сдался, находясь в безнадежном и плачевном состоянии. Он так и не шевельнулся при виде своего вельможного врага и на него тот час коршуном налетел оскорбнный евнух, отвесив измученному Главе пощечину.

— Как смеет подлый изменник, проявлять столь наглую непочтительность⁈ Встань на колени и поприветствуй его светлость как подобает!

— Оставь, — поднял сухую ладонь вельможа, остужая пыл своего слуги.

— А… вы так любезны, что сами потрудились принести вино, дарованное императором? — иронично прошептал узник простужено, глядя на Царедворца запавшими глазами с горящей от пощечины щекой на которую не обратил внимания.

— Ах ты, наглец! — вновь замахнулся разъярившийся евнух.

— Выйди, — велел вошедшему в раж слуге вельможа.

И недовольному евнуху, сгоравшему от любопытства, пришлось подчиниться. Какое-то долгое мгновение Царедворец и узник смотрели друг на друга. Узник устало, без всяких переживаний на счет своего унизительного состояния.

Вельможа смотрел со спокойным торжеством человека уверенного в том, что по-другому и быть не могло. Всегда больно падать с тех высот, на которые возносит императорская милость, но каждый должен знать свое место. Если бы Глава клана это знал и не дерзал переходить дорогу его могуществу, то может быть Царедворец до сих пор позволил оставаться ему на тех высотах.

Глава молча ждал, не собираясь начинать разговора, ради которого заявился в это отвратительное место его враг. Ничего хорошего этот визит ему не принесет. Царедворец лишь унизить своим торжеством и продлит его мучения, сделав их изощреннее и невыносимее. Так и вышло.