Демон зла

В свои 12 лет Дима казался себе ростом ниже своих одноклассников, хотя на самом деле были ребята ростом и пониже его. Но те другие, ниже ростом выигрывали бойким характером и весёлым нравом. А он обычно выглядел грустным. Привыкший к одиночеству он сам избирал уединение. О чём он думал, о чём мечтал в своём детском мире одиночества, знал только он сам, один. Дима даже не пытался с кем-либо подружиться из среды одноклассников или ребят с соседнего двора. Да и сами пацаны не пытались сблизиться с Димой. Он был для них субъектом насмешек, сплетен и даже мелких физических издевательств над ним.

Девчонки не обращали на него внимания, а иногда, как и мальчики, относились к нему с пренебрежением и даже с некоторой брезгливостью. В физическом отношении он был в классе, наверное, одним из самых слабых. Его мог обидеть любой. Попыток дать обидчику отпор он не проявлял, молча сносил лёгкие побои, пинки, подножки и другие мелкие издевательства. Особенно он мучительно переносил всё это, когда такое происходило в присутствии девочек. И только уединившись, он давал волю своим фантазиям. В них он легко расправлялся со своими врагами. Такие фантазии стали его повседневной привычкой. Именно такие его фантазии давали ему возможность не упасть духом в полной мере. В них он проявлял смелость, ловкость и даже крайнюю жестокость. Ту жестокость, которую он вызывал и воспринимал как вполне справедливое действие за понесённые наяву унижения и оскорбления. Он мысленно мстил своим обидчикам. Он избивал обидчиков до крови, заставлял стоять перед ним на коленях, дрожать от страха и просить пощады. Но он их не щадил, он их всех ненавидел. Чем больше те молили в Диминых воображениях о прощении, тем больше и жёстче он распалялся с ними. Безжалостно, твёрдой рукой он мысленно умело орудовал палкой, ножом и даже топором. Тем самым топором, которым мать рубила дрова возле сарая. Дмитрии не страшился своих фантазии, наоборот, он их сам вызывал, так как после этого становился на некоторое время уверенным в себе, обиды затухали в волнах мести. Но такое победное настроение сохранялось ненадолго.

Когда Дмитрии стал старше, то к своим почти ежедневным фантазиям он всё чаще стал примешивать картины жестокого насилия над одноклассницами и девочками своего двора. В своих фантазиях он подвергал насилию не только тех парней, кто его обижал, пренебрежительно относился к его личности, но и тех, кто был жизнерадостен, умел показать себя и легко находил контакты с девушками. С этими, довольными жизнью ребятами, он расправлялся в присутствии их подруг. А затем, на глазах связанных по рукам и ногам парней он глумился над их девушками. Мысленно грубо насилуя их, он мастурбировал, получая двойное удовольствие. И каждый раз, при возникновении юношеского желания, он привычно и с большим удовольствием воссоздавал прежние картины своих жестоких фантазии. Такие выдуманные картинки отчётливо и детально проходили в его сознании, отпечатывались в мозгу и, ему иногда даже казалось, что всё, что он придумывал, будто всё это было на самом деле. И в целом, все эти воображения приятно волнующим осадком, наслаивались в его сознании. Наверное, всё это можно было бы назвать зреющим или уже сформированным сознанием маньяка насильника, мстителя насильника.