— А суда малых классов такому контролю практически недоступны, — вставил Завадский. — В качестве примера можно привести недавнюю атаку на американский транспорт. Я имею в виду «Хьюг-017».
— Мы в курсе этой непростой проблемы. Так что, — сделал вывод директор, — определить дислокацию флота исламских террористов, их маршруты и объекты нападений возможно только с помощью
— Американцы в сфере сотрудничества помогают плохо, — тут же подхватил Завадский, принимая «американский» удар на себя. — Последнее время они больше озабочены безопасностью своей страны.
— Именно. И где тут отыскать сотрудничество? — Эйтан развел руками и даже порыскал в поисках cooperation своими холодными навыкате глазами. — То больше походит на замаскированный запрос о помощи: «Вы ничего про атлантический отряд террористов не слышали?» Перейдем к конкретному вопросу, — предложил Эйтан, построивший беседу умело и поэтапно. — Итак, господа, что же мы выяснили по поводу нападения на российское торговое судно «Медведев»...
— Ну, как тебе мой шеф? — спросил Завадский после полуторачасовой беседы в кабинете Шимона Эйтана.
— Толковый мужик, — кивнул Абрамов. — Простой, как кухонный комбайн.
— Простой?! — засмеялся полковник и покачал головой: — Не скажи. Разговаривать с ним легко.
— Да, я понял тебя, — покивал Абрамов. — Все начальники страдают этой эпидемией. Что скажешь насчет бутылки коньяка? Закроемся в моем номере и поговорим.
— Принимаю.
Приняли. И неплохо.
В голове слегка шумело. Как будто Абрамов приложил к ушам морские раковины и слушал далекий и манящий голос прибоя. Голос говорил офицеру военно-морского флота: «Выпей еще». Но не учитывал, что вступил в голосовой контакт с разведчиком. И все же Абрамов уступил. Он спустился в бар-ресторан и заказал водки, устроившись в дальнем углу стойки. Он еще и еще раз прогонял в голове два трудных разговора: поначалу в компании с начальником военной разведки, потом без него. К этому примешивались отрывки из беседы, имевшей место в московском представительстве «Амана».
У флотского разведчика была исключительная память, он, не напрягаясь, вспомнил все, до слова. Но в данное время он, думая о своем районе ответственности, не мог не вспомнить обращения к нему полковника ФСБ Сергея Волкова, которого живо интересовала информация относительно «происшествий разбойничьего характера в Суэцком заливе». Кажется, он так и сказал: разбойничьего. «Россияне?» — с интонациями Бориса Ельцина спросил Абрамов. А ответ Волкова сейчас прозвучал чуть хмельно, в старославянском стиле: «Оне». На долларовой купюре можно так и прочитать: «One».
«Главарь — бывший морской диверсант. Женя Блинков. Его ближайший помощник — тоже „котик“. Еще три человека — морпехи. Остальные — спортсмены. Дерзкая банда. Каюк ей настанет, если мафия нападет на их след... Когда они намылятся на отдых, подключим спецслужбы Египта и возьмем...»
Несомненно, где-то таилась связь между этими тремя беседами. Но где? Ясно, что не на виду. А если связи нет? Ее нужно установить.
Невидимый хронометр начал отмерять время по другому, оперативному времени. Следующий этап в данном случае можно было привычно назвать агентурно-боевым.
14
Окно было нараспашку. Прохладный утренний воздух загнал Лолку под одеяло, и она прижалась к Джебу, по-детски сложив руки на груди.
Город просыпался — натужно, широко зевая распахнутыми дверями холодных электричек, громыхая пустыми кузовами грузовиков, сердитыми голосами дворников, растерянным щебетаньем воробьев, тяжелым шарканьем первых пешеходов.
Воздух становился другим — едким, отравленным пробуждением мегаполиса, словно разом открылись тысячи канализационных люков. Что навевало мысли о приближении дьявольской грозы, когда свежий воздух и тишь встретятся на линии фронта с кислотной гарью и оглушительным гамом.
Джеб не спал. Он всегда пробуждался с рассветом и впитывал в себя этот странный переход от сна к яви, заряжался уходящей на дневной покой пока еще чистой энергией.
Стараясь не разбудить подругу, он встал с кровати и подошел к окну. Глубоко вдохнул, выдохнул, прикрыл створки. Надел спортивный костюм, тихо вышел из квартиры, разминочным шагом спустился с восьмого этажа и, набирая темп, побежал по тихой московской улице в сторону Борисовского пруда. Обычно он добегал до Кашир-ки и возвращался обратно.
Ночной свинец постепенно освобождал ноги, наливал их другой, приятной тяжестью заработавших мышц. Капризное нытье в плечах и позвоночнике уходило прочь, убегало с каждым шагом утреннего марш-броска. И в такие минуты всегда приходило сожаление, что ближе к вечеру снова появится сонливая тяжесть в теле.