— Он самый… В книжке Накамура приводит одну историю про Бодхидхарму. Типа, однажды Бодхидхарма устроился на работу садовником городского парка, и быстро сделал парк невероятно симпатичным и уютным. При этом сам Бодхидхарма палец о палец не ударил. Просто попросил жителей, чтобы ходили гулять в парк со своими садовыми ножницами и подрезали ветки, где некрасиво или мешает. И никто не мог упрекнуть Бодхидхарму, что он обманывает тамошних foa, и эксплуатирует, как бы, бесплатно. Ведь они делали только то, что им нравится, и чисто для себя. Прикинь?
Флер, снова покрутив левой ладошкой над головой, добавила:
— А если бы Бодхидхарма сказал жителям: «Алло, ну-ка поработайте на меня», то сам понимаешь, куда бы они его послали с такими заходами.
— Хорошая история о коммунистическом воспитании, — сказал Ним Гок.
— Коммунизм-то тут каким боком? — удивился Оскэ.
— Жители работали на общее благо, не требуя денег, — пояснил кхмер.
— Ты что!? Какое, на хрен, общее благо? Они все делали только для себя! Если бы ты сказал им: «Алло, ну-ка поработайте на общее благо», знаешь, куда бы тебя послали?
— Но не сразу, — уточнила Флер, — Против пулемета без подготовки не попрешь.
Возникла пауза. Красный комбриг поднял глаза и уставился в черное звездное небо, прекрасно видное сквозь наклонную прозрачную боковую панель салона. Оскэ тихо вздохнул, и пригладил свою экстравагантную пурпурную стрижку. Флер беззвучно побарабанила кончиками пальцев по пластику штурвала.
— Извини, Ним Гок, мы слегка погорячились.
— Правда, — поддержал Оскэ, — Это была кривая шутка юмора.
Кхмер, продолжая глядеть на небо, медленно покачал головой.
— Нет, это был очень полезный спор. Я понял важную мысль великого кормчего Мао, высказанную в пункте 4 директивы «О культурной революции», в 1966 году.
— Что за мысль? — спросила Флер.
— Единственным методом культурной революции является самоосвобождение масс, и здесь недопустима какая-либо подмена, — сказал Ним Гок, — Это была цитата. Я понял, почему великий кормчий пишет, что суть революции и коммунизма в освобождении производительных сил. Что только свобода обеспечивает экономическую победу.
— По-моему, это понятно, — заметил Оскэ, — человек, работающий под принуждением, ненавидит свою работу, а как можно хорошо делать то, от чего тебя тошнит?
— Если понятно, то почему у вас в стране есть каторжные работы?
Оскэ покачал головой и выразительно скрестил пальцы.
— Каторжные работы у нас не принудительные. Не хочешь работать — не надо. Любой приговоренный в любой момент может отказаться от работ и просто сидеть в тюрьме.
— Я не знал. И многие ли отказываются?
— Очень немногие. Просто сидеть и ничего не делать это скучно и неинтересно.
— Тогда, — сказал кхмер, — я не понимаю, почему у вас еще не победил коммунизм, и не исчезла частная собственность. Ведь то, что ты сейчас сказал, это коммунистическое отношение к труду. При таком верном взгляде, зачем тебе частная собственность?
— То есть, как зачем? Канак не может жить без своего proa и своего fare. И без своей флайки тоже. Ну, ты, Ним Гок, и залепил!.. Зачем мне собственность? Надо же!
— Но ты мог бы пользоваться общественной собственностью.
— Это не всегда удобно, — возразил Оскэ, — Люди, когда создают партнерства… Ну, это вроде ваших кооперативов на Тиморе… Они, обычно, объединяют там только то, что служит для бизнеса. А то, что просто для жизни, оставляют частным. Прикинь?
— Странно, — сказал Ним Гок, — я бы объединял все. Меньше лишних хлопот.
Флер хлопнула себя ладонью по лбу и радостно заявила:
— Я врубилась! Ним Гок, у тебя есть женщина?
— Естественно, у меня бывают женщины.
— Я не только про секс, — уточнила Флер, — Я про женщину, с которой ты, более-менее постоянно живешь. Типа, ты приходишь домой, она тебя кормит обедом, и все такое.
— Нет. Мне удобнее питаться в армейской столовой, вместе с бойцами.
— Ага, понятно. А жить тебе удобнее в казарме?
— Да, — подтвердил он, — Это действительно удобнее и это экономит время.
— Тоже понятно, — сказала девушка, — А дети у тебя есть?
— Вероятно, да, но я не знаю этого точно.
— Ага… — протянула она, — … Вот теперь ситуация, как на ладони.
— Ага! — подтвердил Оскэ, — Знаешь, Ним Гок, ты ведь живешь на войне.
— Война кончилась, — возразил комбриг.
Флер покачала головой.
— Может быть, и кончилась, но только не для тебя. Ты живешь, как на фронте. Для фермера, рыбака, или рабочего, ты инопланетянин, чужак. И твои бойцы — тоже.
Ним Гок бросил взгляд в зеркальце над пилотским креслом. Он хотел убедиться, что девушка не шутит. Судя по выражению лица, она говорила вполне серьезно.
— Я не понимаю, почему ты так считаешь, — признался он, — Я не понимаю, почему мы инопланетяне для людей, бок о бок с которыми мы воевали и работаем. Когда наши бойцы не заняты военной подготовкой, они участвуют в гражданском труде вместе с фермерами, на равных. Я — тоже, когда есть время. Мы им не чужие! Мы друзья!
— Вы друзья, — согласилась Флер, — Надежные друзья. Но вы совершенно чужие. И не говори, что ты этого не замечаешь. Ты слишком проницателен, чтобы не заметить.