- Я художника не знаю, - как бы простодушно признался Смирнов. - Одна картиночка вроде как карикатура из жизни морских глубин. У правой рамки картинки, почти уходя из нее, плывет беспечная маленькая рыбка, не ощущая, что она уже в раскрытой пасти следующей за ней рыбки побольше, которая, в свою очередь, не чувствует, что она меж зубов более крупной рыбы. И далее в том же порядке и положении четвертая, пятая, шестая. Самая последняя рыбина, обрезанная рамкой по жабры должна по идее сожрать всех. Казалось бы, законченная картиночка. Но меня мучит праздный вопрос: а что там дальше за рамкой?
- Притча? - полюбопытствовал Алик, наливая себе вторую.
- Да иди ты! - Смирнов скинул с себя одеяло и сел, приятно ощущая голыми ступнями жесткую податливость коврового ворса. Зевнул, темпераментно двумя руками почесал непышную свою шевелюру и решил: - Все равно спать не смогу. Надо вставать. Полшестого Витька заявится.
- Зачем? - спросил Алик и выпил вторую.
- Ты что, забыл? Он же в девяностом на съемках все лето провел в этом заказнике-заповеднике. Охотничьи карты про такие места намеренно врут. А Витька мне утонченную схему делал, полшестого привезет и вообще он там на месте не помешает.
- Не много ли нас на эту царскую охоту собирается? - выразил неудовольствие Алик отчасти еще и потому, что никак не мог решиться налить себе третью. Видя это, Смирнов облегчил его мучения:
- Насколько я знаю, автобусы с творческой интеллигенцией отбывают в двенадцать. Можешь, можешь третью принять, а потом поспать минуток триста, и ты в порядке. Тем более - запомни это хорошенько - твоя задача там представительствовать и только.
- А Роман, что будет делать? - ревниво поинтересовался Алик.
- Не твое собачье дело, - грубо ответил Смирнов, спохватился, поправился: - Он в группе наблюдения со стороны.
- Все мы в группе наблюдения со стороны - обиженно констатировал Смирнов.
- Нашу Алуську пригласить не забыл?
- Пригласили, пригласили. А зачем она тебе?
- Нравится потому что - признался Смирнов: кряхтя поднялся и пошел в ванную чистить вставные зубы.
55
Англичанин Женя откровенно любовался складностью и естественностью солдатской выправки комуфлированного плейбоя. Заботливо спросил:
- Выспался?
- Так точно - по-солдатски бойко, без обозначения чина начальника доложил вытянувшийся в струнку плейбой, но не выдержал, расплылся в обаятельной улыбке и развязно рухнул в кресло.
- Судя по всему - ажур, - догадался англичанин.
- Полный, - подтвердил плейбой.
- В незапамятные времена попал я случайно в компанию, где покойный Анатолий Дмитриевич Папанов солдатские байки рассказывал. Если я их расскажу - ничего смешного, одна глупость. А слушая его, все чуть от смеха не окочурились.
- Это ты про то, что я недостаточно талантлив?
- Нет. Я про полный ажур. Одна из баек кончалась стишком: "в ажуре-то в ажуре, только член на абажуре".
- Чей? - спросил плейбой.
- Что - чей? - не понял англичанин.
- Чей член на абажуре? Твой? Мой?
- Наш общий, Димон.
- Общих членов не бывает. Даже в нашей стране сплошной общественной собственности. Так чей же член окажется на абажуре?
- Надо, чтобы ни твой, ни мой там не оказались. Вот и все.
- Красовский контроль был? - заговорил о другом Дима.
- Был. По всей форме. Ты его берешь с собой?
- Нет. Он и двое страховавших сегодня отдыхают.
- Значит, у тебя девять полноценных стволов.
- Пять, Женя. Четверо закрывают возможные его отходы, если возникнут непредвиденные обстоятельства.
- Да и ты - шестой. Наверное, ты прав. Как говаривал Владимир Ильич: "Лучше меньше, да лучше".
- А вдруг он там не объявится, Женя?
- Объявится, объявится, - уверенно успокоил англичанин. - Мы навязали столько узлов, что на распутывание их ему нужно время, которого у него нет. Там, на охоте, он попытается обязательно, если не развязать, то разрубить их. Он будет там, Дима, и с серьезной командой.
- Команда мне не нужна, мне нужен он.
- И Сырцова, прибери на всякий случай, - посоветовал англичанин. Они, менты эти бывшие, злопамятные, черти.
- Нет проблем, - легко согласился плейбой. - Ты там когда появишься?
- К самой охоте, когда стрельба начнется.
56
Игорь Дмитриевич из окна "Мерседеса" со снисходительной и завистливой улыбкой на устах наблюдал, как усаживались в автобусы представители творческой интеллигенции, богема, так сказать. Усаживаться, правда, не торопились: целовались, приветствуя друг друга, хлопали по разноцветным курточным плечам, гоготали, хохотали, смеялись. Наиболее целеустремленные и понимавшие в чем смысл жизни, не таясь, прикладывались к походным фляжкам. Легкость, беззаботность, парение: из города, от жен и мужей, не на работу - на халяву.
- Двенадцать, - напомнил Игорю Дмитриевичу шофер и громким эхом, как бы откликнулся администратор поездки.
- Двенадцать! Все по автобусам. Опаздываем.
Никуда они не опаздывали, но так надо говорить.
Игорь Дмитриевич вздохнул и вспомнил:
- Дипломаты уже выехали, а мне их встречать. Обгоним их, Сережа?
- А мы сто сорок с сиреной. И все дела. Поехали.