День гнева

Банки были везде: на скалах и в котловине, в трещинах, на камнях и под камнями, и в двух шагах от Барта, рядом на площадке — разбитые, раздавленные и целые, блестящие и ржавые. А над всем этим сине-зеленой метелью кружили миллиарды мух. Они жирели и плодились, казалось бы, катастрофически размножаясь на лучших консервах мира, но периодически налетал шквал и уносил тонны этого высококалорийного концентрата в море, далеко-далеко, за многие сотни миль, где обрушивал их на рыбьи головы. Манной небесной. А они снова жирели и размножались…

Конвейер. Современный биологически автоматизированный конвейер. Отвечающий всем мировым стандартам. Как на суперобразцовой ферме.

Барт облизал губы. Сухим, жестким языком.

— Послушай, — сказал он и замолчал. «Все это бесполезно», — тоскливо защемило сердце. Он снова облизал губы.

— Послушай… — закашлялся. Просипел: — Дай мне банку сока… Одну. Только одну… Я возьму, ладно?

Симбиот молчал.

— Если ты что… так я не так… я не просто так… Я заплачу… Ей-богу, я заплачу! Я хорошо заплачу!

Барт врал. В карманах у него не было ничего, кроме чудом уцелевшего перочинного ножа, — робот никак не реагировал на его мольбы, словно знал об этом. Он неподвижно стоял, подзаряжался, подставив солнцу широкую блестящую спину, и отбрасывал на землю человеческую тень.

Барт замолчал. Стало страшно. Остров, где из людей делают машины вопреки всем конвенциям, федеральным законам, протянул к нему сухую руку жажды на родной Земле. Среди такого изобилия… Он до боли сжал в кармане перочинный нож. И отпустил. Понял: это не оружие.

Он отвернулся и стал смотреть в котловину. Не думать, только не думать, что сзади в образе симбиота стоит Ее Величество Костлявая.

Остров был вулканического происхождения, о чем свидетельствовала котловина, усыпанная консервными банками, как конфетти, — бывший огнедышащий кратер.

Барт сглотнул несуществующую слюну. Здесь: летела банка с соком, об этот уступ, об этот и… Он вздрогнул и посмотрел на робота, затем снова на уступ, где расплылась клякса персикового сока. Кровь в висках барабанила, руки дрожали. Спокойно, спокойно. Успокойся, сказал он себе. Только спокойно.

— Ты один здесь на острове? — спросил он.

— Да.

Отлегло. Не спеши, не петушись, приказал себе Барт. Обдумай все хорошенько. А сам не слушался, тело трепетало, как в лихорадке.

Вот так, так и так, обдумал он, рассчитал все ходы наперед и, выбрав банку, стоявшую на самом краешке площадки, резко сорвался с места и бросился к ней. Симбиот опять чуть помедлил, но затем молнией метнулся к обрыву и ударом ноги вышиб ее из рук. Ударил он мастерски (видно, он неплохо играл в футбол, когда был человеком), резко остановившись на самой кромке обрыва и подрезав банку так, что она закрутилась вокруг оси. И тогда Барт легонько, чтобы не свалиться самому, подтолкнул его в спину. Робот дернулся назад, побалансировал на одной ноге, но все же не удержался и, сложившись пополам, завалился в пропасть. При ударе о первый уступ у него напрочь отлетела левая рука, Барт отвернулся и, схватив подвернувшуюся под руки банку, воткнул в нее перочинный нож.

Это были консервированные яблоки, залитые теплым, вязким и безвкусным сиропом. Он пил жадно, не замечая рваных краев банки, обрезал губы и продолжал глотать сироп по каплям, придерживая яблоки ладонью, даже когда сиропа в банке практически не стало. Наконец Барт отбросил банку в сторону. Пить хотелось еще сильнее. Он огляделся и у скалы, в углу, на солнцепеке, увидел треугольную пластиковую пирамидку с пивом. Обжигаясь, он сорвал с нее раскаленную сеточку терми. (— Ничего, — бормотал он, дуя на пальцы, — тем холоднее пиво…) и надрезал уголок. Пиво было ледяным, приходилось пить медленно, глоток за глотком, и зубы выворачивало с корнями.

Наконец он напился. Лег на живот у самого края площадки и стал осматривать котловину. Безразличными добрыми коровьими глазами. Внизу, на осыпи, из-за огромного валуна торчали изуродованные металлические ноги в остроносых полусапожках. Барт посмотрел на свои сбитые саднящие босые ступни, затем снова вниз, скатал во рту горький от пива комок слюны и сплюнул его в котловину.

Было жарко и душно, пот липкой пленкой стягивал кожу. Тело охватила какая-то ленивая истома, полудрема, и он окунулся с головой в это бессознательное, бесчувственное состояние. И он даже не заметил, как над островом появился транспортный контейнер, черный, с ярко-оранжевой надписью, как огненная саламандра, и только когда тень контейнера на мгновенье накрыла его, он поднял голову.

Барт сразу не понял, затем сердце у него екнуло, он вскочил на ноги… и только тут увидел, что контейнер автоматический.

Контейнер завис над котловиной, с треском разломился пополам и вывалил из своего чрева груду консервных банок, которые медленно, поддерживаемые полем, хлопьями опустились на скалы. А контейнер захлопнулся, развернулся и полетел назад. На всякий случай Барт помахал рукой. Безрезультатно. Покричал вслед. То же самое. Он постоял, подождал, пока контейнер точкой не растворился на горизонте, и сел. Болели ступни ног.