День и ночь, 2009 № 03

Да разве крепость их чугунная сравнима с золотой цепочкой добра: хотя она тянется и вьёт свои кольца из того же далёкого прошлого, но как много в ней разрывов…

Господи, прости убиенного грешника Ваньку!

И ты, Гринька, прости меня, окаянного, за осиное гнездо, за переполох возле ручья, за хлеб с тараканами! Прости! Без этого нет мне покоя…

Крест

Прежде это было село, теперь — деревня. Один конец деревни уже вымер, обезлюдел. Здесь на пригорке стоит, как богатырь на страже, древняя разлапистая ель. На её верхушке, взметнувшейся к небесному куполу, на огромной от земли высоте — деревянный крест.

Он не бросается в глаза. Увидеть его можно случайно, когда перестаёшь смотреть под ноги. Первое, что испытываешь от неожиданности, заметив крест на ёлке, — недоумение: зачем? для чего? кто его тут вознёс? Да как взгромоздил-то на такую вышь? И снова — зачем? Православный крест на ёлке! Нелепость какая-то получается.

И ведь поставлен-то крест по всем правилам относительно сторон света. Да кто же тот знающий смельчак, что, рискуя сломать себе шею, взобрался с нелёгкой ношей на такую высоту, если при одном только мысленном проделывании этой опасной операции — сердце от жути замирает, и дух заходится. Кто он? Религиозный фанатик, или религиозный романтик? Теряешься в догадках.

Если тихим вечером занять место для наблюдения между закатом и елью с крестом, увидишь, как обветренная древесина креста светится серебристо в лучах заходящего солнышка.

Крест будто парит, будто плывёт в бездонно-прозрачно-голубом небе. Тогда невозможно взгляд отвести от креста.

Давно замечено мудрецами, что закатное светило настраивает наши мысли на особый философический лад. А тут ещё посмотришь, подивишься на необычный крест, притягательно сияющий в небесной высоте, и неизведанные чувства взбудоражит он вопреки атеистической воле твоей.

И очарованная душа освобождается тогда от надменной насмешливости, от суетного скептицизма. Чувствуешь, как входит в неё настойчивое и тревожное сознание собственной малости, понимание, что в мире есть нечто, неподвластное твоему ленивому разуму и твоей самонадеянной плоти — великое, вечное и нетленное. Но, что удивительно, — не остаётся досады от этого понимания своей малости, когда глядишь на крест.

Да кто же сотворил чудо сие? Оказывается, вознесён крест и поставлен (и в это поверить трудно) деревенским дурачком Иваном. А церкви в деревне нет с тридцатых годов. Порушена.

Виктор Теплицкий

Благодарение

Ты ускользаешь

легко между пальцамирук иерейских, поднятых к небу,на херувимской,уходишь по тропамнизких басов древних распевов.Недосягаемый…Непознаваемый…Ты ускользаешьпо буквам округлым,где нам связать Тебя вязью кириллицыи позолотойтяжёлых окладов,дымом кадила, ладаном греческим.Непостижимый…Неудержимый…Ты ускользаешь,

Ты прячешься в Хлебе,в красном Вине, теплотою разбавленном,течёшь по канонам,оросам, догмам,след оставляя только светящийся.Неизменяемый…Не изъясняемый…Ты, ускользая, зовёшь за Собою…Звёзды, поющие песнибеззвучно, неторопливо,слышат холодные рыбы,глядя на свет луны.Станешь ли ты камнем,чтобы услышать море?Смерть — это просто ветер,

дующий к нам с востокаи уносящий в вечностьлистья опавших жизней.В силах ли мы оторватьсяс дерева этого мира?Тихо вдоль моря бреду одиноко.Чайки кричат голосами печали.Меня ли зовут,иль кого-то другого?Разве я знаю?

Благодарение

Частичку Вечностидержу в ладонях,крестом сложённых,и умолкаю.Огонь лампады

в притихшем ветре,такой безвольный,несмело замер.Потир расцветшийцветком кровавымсокрыт от взороввсех херувимов.Дневное солнценад храмом слепнети тонет в светепронзённой Плоти.Я — Тело Бога.В Его ладонях,крестом сложённых,мир умолкает.

Анна Сафонова

Шумашедший