День и ночь, 2009 № 04

Чувствовалось, что жена набралась от Алика всяких современных словечек и сыпала ими, как семечками. Когда Брызгалов пришёл в себя, то спросил Елизавету Петровну:

— Сколько же я лежу здесь?

— Второй месяц и всё без памяти! — жена вновь достала платочек из сумочки и приложила к глазам.

Иван Викторович поднял руку и потрогал голову. Пальцы наткнулись на сплошные шероховатые бинты. Он понял, что переломал не только ногу.

София Парнок

Седая Ева

Я не знаю моих предков, — кто они?Где прошли, из пустыни выйдя?Только сердце бьётся взволнованней,Чуть беседа зайдёт о Мадриде.К этим далям овсяным и клеверным,Прадед мой, из каких пришёл ты?Всех цветов глазам моим северным

Опьянительней чёрный и жёлтый.Правнук мой, с нашей кровью старою,Покраснеешь ли, бледноликий,Как завидишь певца с гитароюИли женщину с красной гвоздикой?

* * *

Дай руку, и пойдём в наш грешный рай!..Наперекор небесным промфинпланам,Для нас среди зимы вернулся майИ зацвела зелёная поляна,Где яблоня над нами вся в цветуДушистые клонила опахала,И где земля, как ты, благоухала,И бабочки любились налету…

Мы на год старше, но не всё ль равно,—Старее на год старое вино,Ещё вкусней познаний зрелых яства…Любовь моя! Седая Ева! Здравствуй!

* * *

В этот вечер нам было лет по сто.Темно и не видно, что плачу.Нас везли по Кузнецкому мосту,И чмокал извозчик на клячу.Было всё так убийственно просто:Истерика автомобилей;Вдоль домов непомерного ростаНа вывесках глупость фамилий;

В вашем сердце пустынность погоста;Рука на моей, но чужая,И извозчик, кричащий на остов,Уныло кнутом угрожая.

* * *

Не хочу тебя сегодня.Пусть язык твой будет нем.Память, суетная сводня,Не своди меня ни с кем.Не мани по тёмным тропкам,По оставленным местамК этим дерзким, этим робкимЗацелованным устам.С вдохновеньем святотатцев

Сердце взрыла я до дна.Из моих любовных святцевВырываю имена.

Дмитрий Бирюков

Город вечной свадьбы

Пейзажи меняются с удивительной быстротой. Это как кинематограф, я видел такой на ярмарке в Тисмане, а в Букурешти их уже немало. Стоишь на месте, а перед тобой пляшут картинки, одна за другой. Это совсем не так, как в жизни, — ты идёшь, а горы и дома не двигаются.

Я ни от кого не бегу и ни к чему не стремлюсь. Я просто иду. Я не чувствую под собой ног, но это и не нужно. Дорога сама летит подо мной. Всё просто меняется перед глазами, сначала надвигается на меня с огромной скоростью, а потом проносится мимо. Я словно лечу над этими дорожными камешками, мимо кустов и гор. Мне кажется, что я парю между двумя зеркалами: сверху плывут облака, а снизу — дорожная пыль.

Я совсем не устал, хотя двое суток не делал даже короткого привала. Наоборот, я готов двигаться всё быстрее и быстрее.

Там за поворотом что-то есть. Я слышу звуки. Пение и смех. Мне стоит обогнуть этот выступ, и я попаду в деревню. Там и отдохну, правда, мне это не нужно, я могу идти ещё неделю.

Изгиб дороги.

— Стой, кто идёт?

Стою. Маленькая сторожка, совсем новая, свежевыкрашенная. Полосатый шлагбаум — здесь начинается деревня. Нет, это даже не деревня, это город. Вон ратуша с часами на башенке, церквушка, школа. Небольшой уютный городок, милый и славный.

— Стой, говорю, кто идёт? — стражник, сидящий на ступеньке, поднялся и, пошатываясь, подошёл ко мне. — Назовись, путник!

— Нику, моё имя Нику, я иду из Тисманы.

— А с чем ты к нам пожаловал? Не замышляешь ли чего? У нас тут и без чужаков хорошо! Вдруг ты смутьян какой-нибудь или беглый! — он попытался насупиться, но ничего из этого не вышло. Лицо стражника расплылось в добродушной и приветливой улыбке.