День как день

Прибывший утром поросший черным мужчина окончательно прижился. Мужчина лежал на спине, не имея возможности переменить позу. Он все еще был привязан, но казалось, что ему это совсем не мешает. Он без конца бормотал себе что-то под нос, будто заучивая завершающий монолог для любительской постановки. Временами К. поглядывал на него не то с жалостью, не то с отвращением, не то просто потому, что нужно было хоть на что-то смотреть. Иногда ему даже удавалось расслышать, что именно шептал мужчина. Это были фразы из разряда житейских премудростей, ничего на деле не значащих, существующих лишь для удовлетворения желания что-нибудь сказать, когда сказать совсем нечего: "Да, такова уж наша доля", "Ничего уж не попишешь", "Всякое бывает с человеком". Он проговаривал эти слова, как мантру. Проговаривал и как будто успокаивался. Словно, укрывшись стеной нехитрых фраз, он защищал себя от всех неурядиц и хлопот, делался неуязвимым для любых печалей.

Глядя на заросшего мужчину, К. не выдержал и потянулся к ноге, чтобы унять раздражающий зуд. Он принялся чесать пятку так неистово, будто хотел докопаться искусанными ногтями до самой кости. Вдруг что-то мелькнуло. На периферии сетчатки возникло женское лицо, вставленное в раму окна. Мама. Всё-таки пришла. Сильно опоздала. Быть может, ей даже не позволят передать К. принесенные ему фрукты и булочки. Но она пришла. Всё такая же свежая и улыбчивая, челка торчком и ёрзающая рука, пытающаяся её пригладить. К. обнаружил незнакомые морщины на материнском лице. Мама постарела. Как у нее получилось так постареть всего за три дня?

Поймав взгляд К., мама улыбнулась ещё сильнее и приветственно замахала рукой.

– ..риве…ребено… дела? – что-то говорила мама. К. не мог разобрать.

– Чего?

– Привет, говорю! Как поживаешь? – почти закричала мама, и К. почти её расслышал. Он поднял вверх большой палец и приподнял уголки сжатых губ.

– ..ро… …держ.. ..гла…

– Не слышу. – сказал К., указав пальцем на ухо.

Мама принялась рыться в сумке. Отыскав клочок бумаги и ручку, она долго что-то на нем черкала, а затем приложила исписанный листок к окну: "Вчера и позавчера не могла прийти. Сегодня освободилась только к вечеру. Прости. Всё хорошо? Что сказал врач? Люблю тебя".

С трудом прочитав неразборчивую записку, К. улыбнулся с зубами и явно очертившимися ямочками на щеках. Он тихо засмеялся, а потом также тихо заплакал. Плакать было стыдно и неловко, но остановиться К. уже не мог. Он улыбался и всхлипывал. Всхлипывал, тер глаза – и улыбался.

На мамином лице изобразилось беспокойство. К. закрывал лицо руками. Мама говорила через стекло что-то нежное. К. утирал сочащуюся из глаз влагу и смеялся.