День начинается утром

Скомканные бумажки бросили в Толькину тюбетейку, перемешали.

Каждый взял по бумажке. Капитаном оказался Толька.

Он сразу стал очень важным. Отобрал у Шурки ракетницу, сунул её за пояс.

— Ещё посмотрим, что за коробку вы мне подсунули, — нахально заявил он, заложил руки за спину и прошёлся по палубе. Но скоро его важность улетучилась. Все трое носились по палубе, орали, прыгали. Всё вокруг было так интересно, так необычно, что они не знали, куда забежать, заглянуть, влезть. Хотелось всё увидеть сразу.

Надстройки были иссечены пулемётными очередями. Стёкла выбиты. В капитанской рубке блестело полированными ручками штурвальное колесо. А рядом стоял машинный телеграф, на котором было написано: самый полный, тихий, задний ход. Штурвал не крутился. От компаса осталась одна подставка. А может быть, и не от компаса. Но это было совершенно не важно.

Сквозь широкий оконный проём рубки была видна вся палуба и море.

Толик встал к телеграфу, Шурка вцепился в штурвал, а Костик смотрел в кулаки, как в бинокль.

Это был их корабль. Весь. От носа до кормы.

На палубе торчали щепки, отколотые пулями.

Это был боевой, заслуженный корабль, побывавший во всяких переделках. На нём плавали храбрые люди. Он видел разные страны. Тропики и льды. Тихий океан и Атлантический. Он воевал и не сдался. Не захотел утонуть и не утонул.

А сейчас он плыл далеко-далеко, и вели его три смелых человека: Толька, Костик и Шурка.

Корабль бесшумно резал маслянистые волны, и капитан Толька отдавал негромкие команды. Они плыли в неведомые края. Где-то там, в этих краях, были коралловые острова. Где-то там был Южный Крест и ревущие сороковые широты. Там не было войны, а только яркое солнце и синее море.

Мальчишки переглянулись, увидели сияющие глаза друг друга и смутились.

Толька отвернулся и негромко буркнул:

— Коробка ничего себе. Принимаю командование.

А Шурка треснул его по спине.

* * *

Обедали в каюте второго помощника капитана. Так было написано на стеклянной табличке, привинченной к двери. В каюте сохранились два плетёных кресла и жёсткая деревянная койка. Шурка сказал, что она называется рундук.

Мясо разорвали руками на три равных части и аппетитно чамкали.

— Вот бы построить корабль, весь прозрачный, как стекло, — говорил Шурка. — Сидишь на палубе, а под тобой всё дно как на ладони. Вдруг фашистская подлодка! Плывёт себе, ничего не видит. А мы её — цап! Такими специальными щипцами, к носу приделанными. И, как орех, — щёлк! И раздавили! И дальше плывём. А нас никто не видит. Ни с воздуха, ни с моря. Мы прозрачные.

— И башка у Шурки прозрачная, и всё, а сам он на бутылку похож. И на пузе этикетка, — сказал Толик.

— Сам ты этикетка, — обиделся Шурка.

Костик рассматривал приклеенную к стене фотографию. Заметно было, что её пытались осторожно отклеить, но, видно, ничего не вышло — только надорвали уголки.

С фотографии смотрела на Костика худенькая девочка. Она смотрела очень серьёзно и даже немножко обиженно. Может быть, ей было обидно, что её забыли одну на этом полузатонувшем корабле.

На носу у девочки были разбросаны редкие крупные веснушки, а уголки рта чуть опущены. Костику даже показалось, что она сейчас заплачет.

Вообще-то Костик недолюбливал девчонок.

Когда он учился в третьем классе, в их школу поступила новенькая. Её звали Хельви Румберг. Она была эстонкой. Беленькая, краснощёкая.

Её посадили перед Костиком. В первый же день он обмакнул её косу в чернильницу. Она не заплакала, а повернулась и больно треснула его пеналом по голове. Весь класс смеялся, и Хельви тоже. Потом он провожал её домой и нёс её портфель. Несколько раз.

Она рассказывала ему про прекрасный город Таллин. И про Старого Томаса. Это такой жестяной человечек. Он стоит на высокой узкой крыше и сторожит город.

Однажды, когда они шли домой, их окружили мальчишки из четвёртого класса.

— Тили-тили-тесто! Жених и невеста! — кричали они и подпрыгивали.

Костик и Хельви хотели обойти мальчишек, но те окружили их и не пропускали. Костик взял Хельви за руку и пошёл на них, но Хельви вдруг заплакала, вырвала руку и закричала:

— Ты дурак! Дурак!

Она оттолкнула Костика и убежала. Будто он был виноват. И перестала с ним разговаривать. Он несколько раз подходил к ней. Ему хотелось, чтобы Хельви ещё рассказала про город Таллин. Но она каждый раз отворачивалась и убегала. А когда смотрела на него, то смотрела так, будто он её враг.

Тогда Костик и Толька подстерегли её после уроков, схватили и отрезали ножницами косу. Еле отстригли, — коса была толстая.

А потом три дня не приходили в школу. Боялись.

Хельви перевели в другую школу, а её мама пришла к Костикиной маме и всё рассказала. Она сказала, что Костик хулиган. Ему тогда здо́рово попало дома. И в школе тоже. Водили к директору. Он тоже сказал, что Костик хулиган, и хотел исключить его из школы.

Эта девчонка на фотокарточке была совсем не похожа на Хельви. А может быть, и похожа. Все девчонки похожи. Костик смотрел на неё и думал: зачем он тогда отрезал красивую косу Хельви? Просто так. От обиды, наверно.

Косу они потом выбросили в речку. Вместе с бантом.