День полнолуния

До сих пор мне доводилось видеть такое только в кино. То ли испуганный чем-то, то ли бог его знает почему взбесившийся жеребец летел вперед, не разбирая дороги, – ладный, стремительный, безудержный. Бока его лоснились под солнцем, на морде повисли клочья пены, горячие глаза лихорадочно метались из стороны в сторону. На скаку конь заржал, обнажив крупные белые зубы. Зрелище это было страшным и в то же время странно волнующим.

Реакция и спортивная подготовка у меня были очень хорошие. И я успела отскочить в сторону, утащив за собой Шарифу, но только тут заметила, что на дороге в паре шагов от нас остался стоять, испуганно моргая темными глазами, двухлетний мальчишка, видимо выбежавший из соседнего дома. Первым моим побуждением было рвануть к ребенку. Но за долю секунды я успела вспомнить о задании, которое мне предстояло исполнить, и о том, что будет, если я сейчас получу травмы и моя миссия окажется под угрозой. Я не могла этого допустить, слишком многое находилось на кону. И все же стоять и равнодушно смотреть, как ребенок погибнет под копытами коня…

Однако на этот раз мироздание сжалилось и избавило меня от этого мучительного выбора. Прошла буквально доля секунды, а Тимур, быстрый как молния, уже метнулся вперед, ловко подхватил коня под уздцы и повис на них всем телом. Ноги его, обутые в городские кроссовки, проволоклись по земле, лицо покраснело от напряжения. Однако поразило меня то, что все это время черты его оставались совершенно бесстрастными. Ни волнения, ни страха, ни сомнений. Этот двадцатилетний парень был словно прирожденным воином, бесстрашным, решительным и невозмутимым. До сих пор о таких мне только доводилось слышать в рассказах наших преподавателей. Мои сокурсники только старались походить на таких бесстрастных, словно отлитых из стали солдат. Этот же парень был таким от природы. И я снова невольно задумалась о том, как это несправедливо, что он, не замешанный ни в каких махинациях, попадет в самый эпицентр операции по обезвреживанию контрабандистов и, скорее всего, погибнет.

Тем временем жеребец, прядая ушами, остановился буквально в метре от малыша, все так же оторопело смотревшего на происходящее круглыми глазами. Между домами медленно оседала желтоватая пыль, а конь, взмыленный, стоял в этом облаке, все еще пофыркивая и скаля зубы. И вот тогда Тимур, все такой же спокойный, уверенный, погладил его по шее и сказал негромко, но очень веско:

– Ну что ты, что ты! Успокойся! Хороший мальчик…

– Что? Красив? – с гордостью спросила меня Шарифа, когда мы свернули к рынку. – Какого жениха мы для своей Фатимы приглядели, а?

Я лишь покосилась на нее поверх края платка и мелко закивала, как требовала моя роль. И все же на этот раз я соглашалась искренне. Фатиме и в самом деле повезло с женихом. Вернее, повезло бы, если б не новая жена Хайдара.

На следующий день продолжались традиционные предсвадебные церемонии. Сестры и старшие родственницы невесты в спешном порядке расшивали сюзане – специальное свадебное покрывало, которым после заключения брака должны были накрыть входивших в дом молодых. На полотнище из белого домотканого хлопка они вышивали разноцветными нитями замысловатые узоры, цветы, райских птиц. Но один угол оставляли нетронутым. Я уже знала, что это делается от дурного глаза – чтобы никто из гостей слишком уж сильно не позавидовал счастью и достатку молодых и не накликал им беды. Я-то, однако, знала, что обряд не спасет будущую пару. Я и была тем самым дурным глазом, который пророчил им беду.

И вот наступил день, который затем много лет преследовал меня в снах. Во дворе дома Маджуда еще с утра начали готовить плов. Фатиму с молитвами облачили в свадебный наряд, на голову накинули белоснежную фату, прикрывавшую лицо и волосы. Затем, когда все церемонии были соблюдены, поехали к мечети. Хайдар, мой временный «супруг», с самого утра держался нервозно, весь как-то то поджимался, то начинал с наигранным весельем разглагольствовать. Я смертельно боялась, что этот идиот провалит всю операцию. Мне казалось, что Маджуд уже начал поглядывать на своего двоюродного брата с подозрением. Улучив момент, когда поблизости никого не было, я оттеснила Хайдара в угол и прошипела:

– Держи себя в руках!

– Какая ты разговорчивая для немой, – шепотом огрызнулся тот.

И тогда я одним ловким движением вытащила спрятанный в моих мешковатых одеяниях «стечкин» и ткнула дулом ему в живот через ткань.

– А ну заткнулся! Еще одна выходка – пристрелю как собаку.

Хайдар злобно покосился на меня, но все-таки замолчал и поспешил во двор, где все уже рассаживались по машинам, чтобы ехать к мечети.

Саму церемонию я почти не запомнила, видела ее только со двора, через окно. И все же в памяти у меня отложилось, как в определенный момент сквозь сводчатое окно проник теплый луч солнца и скользнул по красивому гордому профилю Тимура. Тронул темные ресницы, огладил гордую скулу, скользнул по шее. И я в который раз поразилась красоте этого юного мужчины.