А вокруг расстилалась эльзасская равнина, озябшая, дрожащая. Слабенький небесный свет, казалось, из последних сил пробивался сквозь облачную пелену. Ивана сама себе дивилась: будучи горожанкой до мозга костей, она тем не менее с удовольствием озирала эти бескрайние, безмятежные просторы, где пахло землей, веяло прелым ароматом сухой листвы. Прекрасное зрелище…
— Ты что творишь?!
Ивана вздрогнула: оказывается, задумавшись, она среза́ла не кисти ягод, а саму лозу.
— Что это на тебя нашло? — спросил Марсель, подойдя и глядя на то, что она натворила. — Да с тебя голову снимут за такие дела.
— Ничего страшного, она отрастет.
Марсель изумленно воззрился на девушку: казалось, он только сейчас оценил всю степень ее неопытности. И ее чисто городское пренебрежение к природе. Он знаком велел ей перейти к следующей лозе, а сам попытался замаскировать повреждения.
Ивана снова принялась за работу, хотя время от времени невольно косилась на Посланников. За их жестами, их одеждой она ясно угадывала дистанцию между собой и этими людьми. Граница крови. Точно такое же чувство она испытывала в семьях, куда ее брали на воспитание. Ее принимали там как родную, делились едой, но ей всегда не хватало главного — происхождения, источника. Они были ручьями, а она — сточной канавой.
— Господи, что ж ты наделала?!
Увлекшись собственными горестными воспоминаниями, Ивана рассекла себе руку между большим и указательным пальцем, но не заметила этого. И теперь как зачарованная, даже не думая реагировать, смотрела на струйку крови, стекавшую на виноградные листья.
— Да что это с тобой?
Напротив Иваны, по другую сторону виноградного ряда, стояла Рашель. Не дожидаясь ответа, она схватила руку девушки, поднесла ее к губам и начала сосать рану.
Этот контакт, слишком сексуальный, чуть не поверг Ивану в обморок. Но Рашель уже порылась в кармане, выхватила оттуда носовой платок и обвязала им кровоточившую ладонь.
Ивана так и не произнесла ни слова. Ей и хотелось бы поблагодарить, но слова застревали у нее в горле, оставляя там привкус железа. Рашель крепко стянула уголки платка, закончив перевязку.
— Не слишком больно? — спросила она сквозь листву.
Иване на миг представилась исповедальня, чью деревянную решетку сейчас заменила густая виноградная листва.
— Ничего, — пробормотала она. — Сама не знаю, что это со мной сегодня, — одни глупости делаю.
Рашель перешагнула через борозду, приподняв платье, точно во французском канкане.
— Давай покажу.
Встав сбоку от Иваны, она схватила ее правую руку, все еще сжимавшую секатор, подвела лезвие под основание ветки, обхватила другой рукой гроздь, одним резким движением срезала ее и бросила в корзину. Ивана следила за женщиной, дивясь ее ловкости так же, как собственному спокойствию. В каждом жесте Рашель таилась глубинная закономерность — так под землей таятся невидимые грунтовые воды.
А в нескольких метрах от них стоял Марсель, испытующе глядя на Рашель. Ему наверняка никогда еще не приходилось видеть анабаптистку так близко. И похоже, она ему сильно не нравилась.
Ивана невольно закинула голову и прикрыла глаза. Возможно, она потеряла сознание, но всего на несколько мгновений. А когда снова подняла веки, то увидела вдали тучи, готовые пролиться дождем.
— Поняла? — спросила Рашель.
Ивана отстранилась, посмотрела ей в лицо. И с трудом удержалась, чтобы не поцеловать эти розовые щеки, соблазнительные, как персик.
А главное, она видела вблизи ее глаза. Накануне они показались ей слишком светлыми, почти инквизиторскими в своей прозрачности. Но сейчас убедилась, что они темнее и глубже, чем она думала. Их радужная оболочка, чем-то напоминавшая мраморные надгробия, обладала твердостью минерала.
— Может, пообедаем вместе? — спросила Ивана.
20
— Вампиры.
— Что ты болтаешь?
— Все мои изыскания по поводу камня во рту привели меня к историям о вампирах.
— Ну-ка объясни.
Ньеман сел за руль. Отныне он решил вести себя как галантный кавалер, а не брюзга-начальник. И первый знак внимания настоящего джентльмена — изображать шофера. Он вел машину спокойно, не торопясь, чтобы успеть за эту длинную дорогу довести совещание до конца.
— В двухтысячных годах, — начала Стефани, просматривая свой iPad, — археологи раскопали в Ирландии два скелета, относившиеся к восьмому веку нашей эры. У каждого из них во рту лежал большой камень, не позволявший сомкнуть челюсти.
— И как они это истолковали?
— Они заключили, что это мешает мертвецу проснуться и возвратиться в мир живых. Кроме того, это как-то связано с черной чумой. В те времена люди верили, что ее разносят вампиры, которые, оказавшись погребенными, просыпались и жевали свой саван. А этот кощунственный акт якобы разносил черную смерть…
— И это все? — спокойно спросил Ньеман.