— А как вы относитесь к намерению Посланников во что бы то ни стало восстановить своды Святого Амвросия?
— Да никак. Но им это слишком дорого обойдется. У меня очень высокие расценки — их жалкие росписи того не стоят.
Удушливый запах синтетической смолы терзал горло Ньемана, но любопытство было сильнее. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть изображение, составленное из керамических кубиков. Это был ягненок с темно-коричневой шерстью, одиноко стоявший в саду между деревьями, намеченными всего несколькими штрихами. Очевидно, пасхальный агнец…
Ньеман отступил назад и взглянул на реставратора, склонившегося над верстаком, загроможденным растворителями, кистями, губками, тампонами… Сейчас Лехман напоминал алхимика, трудящегося в глубине потаенной пещеры.
— Разве что они поверили слухам, — продолжал он, выпрямившись и с удовольствием разглядывая свое произведение.
— Каким слухам?
Лехман наклеил несколько последних кусочков обожженной глины на туловище ягненка.
— Ходили слухи, что под видимой всем росписью скрываются какие-то древние фрески.
Ньеман, который с самого начала подозревал, что с этим сводом дело нечисто, тотчас встрепенулся:
— То есть произведение, имеющее гораздо бо́льшую художественную ценность?
Но Лехман полностью ушел в свою работу. Кусочки керамики отражали свет по-разному, и этот оптический эффект придавал ягненку вид живого существа.
Ньеман продолжал:
— Вы разве не произвели рентгенографию свода?
— Обычно так и делается, но в данном случае это было невозможно.
— Почему?
Художник наконец соизволил оторваться от своего занятия и взглянул на Ньемана:
— Потому что Посланники мне это категорически запретили.
— То есть они не хотели, чтобы вы увидели нечто, скрытое под фресками?
— Именно так. Мне несколько раз настойчиво повторили, что мои реставрационные работы должны ограничиться лишь поверхностным слоем.
Итак, «мушкетер» открыл перед ним совершенно новые горизонты для расследования, и эта реальность не имела ничего общего с религиозными убеждениями Посланников или с каким-нибудь тайным ритуалом. Она лежала совсем в иной плоскости — гораздо более знакомой Ньеману.
А именно: кража произведения искусства, которая попросту приняла скверный оборот.
Ягненок был готов. Казалось, он только что родился прямо на его глазах, еще влажный от околоплодных вод мира.
Но в тот же миг Ньеман понял свою ошибку: эта темная фигурка — не ягненок, а лев. Без сомнения, зверь Апокалипсиса[46]
.— И сколько займет времени?..
— Займет — что?
— Радиография того, что осталось от фресок в Святом Амвросии.
— Не спешите: я ведь просто упомянул о слухах. До сих пор никто не доказал, что под нынешней росписью скрывается нечто другое.
— Я спрашиваю: сколько потребуется времени?
— Ну, я мог бы заняться этим завтра утром. Только это будет «сверхтариф».
— Обсудите это с моим бухгалтером, то есть с бухгалтером местной жандармерии. Думаю, проблем с оплатой там не будет.
И Ньеман, кивнув реставратору, дал задний ход, стараясь не поскользнуться и не задеть банки с краской, бутылки с олифой и чашки с кубиками мозаики.
Итак, церковный грабитель, явившийся в часовню, чтобы украсть фрагмент мозаики свода. И застигнутый врасплох Самуэлем. Сомневаться не приходилось: там произошла схватка, повлекшая за собой смерть человека.
Наконец Ньеман разглядел ступеньки и начал спускаться, спиной к пустоте, цепляясь за ограждение.
После схватки вор обрушил строительные леса. И при этом убил одним ударом двух зайцев: унес фрагмент свода и замаскировал свое преступление.
На нижнем уровне лесов уже никого не было, Мюллер исчез. Значит, придется слезать без всякой страховки. Ладно, это не так уж страшно. Настроение Ньемана поднялось сразу на несколько градусов, и он почувствовал себя непобедимым.
23
Едва Ньеман ступил на пол, как к нему кинулась Деснос:
— Техники обнаружили кровь!
— В зоне обрушения?
— Как раз нет. Следы крови найдены в другом конце часовни.
Майор едва сдержал торжествующий возглас. По дороге он изложил Стефани свои подозрения по поводу старинной фрески, скрытой под поздней росписью, и самую свежую гипотезу о схватке грабителя с Самуэлем. Но та не выказала никакого энтузиазма. Казалось, это ее совершенно не интересует.
Ньеман вернулся в часовню Святого Амвросия с чувством удовлетворенности. Наконец-то она выглядела как место преступления: прожектора мощностью 3000 ватт, освещавшие каждый сантиметр, техники в костюмах Телепузиков[47]
, лента ограждения, похожая на зловещую паутину, осторожные жандармы, боящиеся ступить куда не надо…Начальник экспертов — специалистов по криминальной идентификации представился Ньеману: Жюльен Пети. Это был человек лет тридцати, с таким же «оригинальным» лицом, как его имя[48]
; маска и комбинезон делали его внешность еще более ординарной.