День проклятья

Маленькая частица Бога. Мы были колесиками и рычажками. Мандала Всевышнего.

Я присоединился к хору – так же как в стаде. Голос был ниже, чем я мог вообразить. Он резонировал в теле. Обезьяны улыбнулись, когда он пронизал круг, и присоединились к нему. Это была песнь обезьян, песнь кроли-кособак, песнь червей. Песнь Бога. Песнь всех сразу. Кроликособаки смеялись. И пели. Звук завораживал, опьянял – словно мириады душ тянули на одной ноте: ооооммммммм…

Мы кружились. Отдельные тела прибивало ко мне и уносило вдаль. Никакого порядка в движении не было, но во всем царила гармония единого организма. Чувство было такое, будто я погружаюсь в теплую пузырящуюся ванну.

Будто я дома.

Один из самых крупных червей медленно вплыл в круг. Я не мог сказать, тот ли это был червь, с которым мы общались, но похож. За ним последовали два больших хторра.

Я сказал:

– Пусть это идиотизм, пусть я противоречу себе, но я на самом деле начинаю проникаться… симпатией… к этим существам.

Надо разобраться. Я приблизился к гиганту.

Червь высоко воздел руки. Потянулся? Его пасть раскрылась прямо передо мной. Я опустился на колени и заглянул. Она была огромной. Темной. Изнутри исходил страшный смрад.

Но я улыбался. Я был первым человеком на планете, добровольно пожелавшим заглянуть червю в пасть. Меня распирала гордость…

И это спасло мне жизнь.

Я оглянулся на замаскированные вертушки и собрался ляпнуть очередную глупость, как вдруг раздался визг кро-ликособаки – и тут же оборвался.

Я повернулся и увидел… … кроликособаку в пасти червя. Он с хрустом пережевывал ее.

Я повернулся к своему червю. Он уже приготовился к атаке.

Я наставил на него палец и сказал:

– Нет!

Потом, не отдавая себе отчета, заорал:

– Это невежливо! Червь заколебался.

– Лечь! – крикнул я и показал пальцем вниз. – Ложись!

Червь опустился. Он выглядел растерянно.

Начав потихоньку пятиться, я вполголоса скомандовал:

– Приготовиться к бою!

Кинув взгляд через плечо, я увидел, как Барнс присел в «позе кошки». Остальные медленно пятились. Глаза Флетчер широко распахнулись; сейчас она сорвется сломя голову.

– Спокойно! – приказал я. – Только не беги…

Червь пополз следом за мной. Я выставил ладонь.

– Нет! Стой! Он остановился. А потом… … завизжала еще одна кроликособака. Второй червь утолял голод.

Потом закричала еще одна, и еще – воздух наполнился визгом!

Хторр зашевелился…

Я рванул в сторону, одним махом подскочил к Флетчер и повалил ее на траву.

Что-то пурпурное затрещало сзади, проревело над нашими головами и взорвалось!

Нас подбросило, мы налетели на стену из меха. Флетчер судорожно хватала ртом воздух и пронзительно кричала. Я перекатил ее на живот и прикрыл собой.

Еше взрывы – нас накрыло волной, стеной жара. Ларсон вопил, Барнс визжал:

– Мама, мамочка!

Пламя стояло стеной. Я поставил Флетч на ноги, и мы, спотыкаясь, побежали к вертушкам. Горел червь. Что-то маленькое, розовое, с горяшим хвостом, пронеслось мимо. Другой червь шел юзом, разворачиваясь за нами…

Подорванные маскировочные купола уже разлетались на куски. Дверь вертушки была открыта, рядом лежал человек и стрелял. Я даже заметил трассу зажигательных пуль.

Мы ввалились внутрь. Человек с винтовкой охнул, что-то схватило его… в следующее мгновение мы поднялись в воздух. Под открытым люком разверзся ад…

В. Где обедает пятисоткилограммовый хторранин?

О. Где захочет.

67 ХОРОШИЙ ХТОРР – МЕРТВЫЙ ХТОРР

Жизнь никогда не бывает настолько плохой, чтобы не стать еще хуже.

Соломон Краткий

Мы смотрели вниз.

Это было страшно.

Нам оставалось только наблюдать, фотографировать и ужасаться.

Если бы это была просто дикая оргия, ее еще можно было бы понять: стая акул осатанела и устроила кровавую баню.

Но безумия не было.

Шла спокойная размеренная жизнь.

Кроликособаки не испугались. Они продолжали гладить и похлопывать червей, даже пытались спариваться с этими гигантами. Один из маленьких розовых зверьков даже взобрался на спину червя и расселся там, пока тот жевал детеныша. Детеныш не сопротивлялся.

– Они словно под гипнозом, – заметила Флетчер.

– Они не под гипнозом, – сказал я. Я знал это. Лиз готовила оружие.

– Сейчас сожгу их к чертям, – пообещала она.

– Нет, не надо. – Я схватил ее за руку.

Она сбросила мою руку, но все-таки оставила в покое приборы и что-то коротко буркнула в микрофон. Две другие вертушки, отвалив, взмыли вверх, оставив нашу машину в одиночестве кружиться над кошмаром.

– Ладно, Джим. Что здесь, по-твоему, происходит? – спросила она.

Вероятно, меня выдал мой голос.

– Мы ошиблись, – ответил я. – Страшно, непростительно ошиблись.

Флетчер недоуменно уставилась на меня. Ее лицо было пепельно-серым. Я убежденно кивнул.

– Мы настолько завязли в своем земном мышлении, что, попытавшись смоделировать иное восприятие – прости, Флетч, – не справились с задачей. Мы ошиблись, считая, что этим существам присуще нечто большее, чем мы видим. Они – то, что они есть.